То было интересное решение. Начать с того, что мы потратили много времени, определяя правильный рост умпов. Судя по книге, они не выше колен взрослого человека. Я не хотел, чтобы их играли обычные карлики, как в первой экранизации книги, — это не казалось мне правильным выбором. Компьютерная графика меня тоже не устраивала — только живые люди. Мне требовалось подчеркнуть в них человеческое начало. Мы без конца сравнивали размеры, изготовили даже пробные скульптуры — я все хотел подобрать правильный рост, чтобы они были достаточно причудливых пропорций: не чересчур крошечными, но и не карликами — чем-то средним.
Мне приходилось работать с Дипом и раньше. Его внешние данные всегда казались мне очень интересными. Глядя на него, трудно сказать что-либо определенное о его происхождении или возрасте, но в нем есть какое-то странное благородство, которое, по моим представлениям, свойственно и умпа-лумпам. Поскольку он очень мал ростом, мы могли снимать его, подбирая нужные линзы и приспособления, без лишних спецэффектов. Так что, повторяю, это было интересное решение, да и удовольствия мы получили немало, потому что Дип проводил на съемочной площадке много времени.
В конце фильма Вонка мирится со своим отцом и наносит визит семейству Бакетов. И того, и другого сюжетного хода нет в книге Даля. Тема эта, однако, знакомая: она присутствует в «Крупной рыбе».
Не знаю, как там у Джона, но, очевидно, и для него это в определенной степени важно. Как уже сказано раньше, на всех нас повлияли наши отцы и матери. Помню, как я в какой-то момент пытался помириться со своими родителями, но до конца этого не получилось, а когда я достиг нового уровня понимания, было слишком поздно. Но мне кажется, что все художественные устремления — это способ разрешения вечных вопросов, некая форма терапии, попытка найти выход в мире фантазий. По крайней мере, я выбираю этот путь.
Вспоминаю, как на студии меня спросили: «Не нужен ли здесь, в конце, отец»? Я подумал: «Это уж слишком сахарно, слишком упрощенно». Мы с Джоном оба решили: «Нет, мы не собираемся посадить Кристофера Ли за стол, чтобы он сказал: «Передай мне индейку»...» И хотя меня не покидает ощущение, что ничего никогда до конца не разрешить, нам нужно было дать какую-то концовку. Вот почему было важно сделать именно так. Это выглядело естественным, казалось правильным.
Я говорил об этом с Хеленой, и она упомянула как раз то, о чем я думал, когда мы отправились навестить мою маму накануне ее смерти. Я мало с ней общался последнее время, и мы поехали в ее маленький домик на озере Тахо. И там я увидел афиши своих фильмов, что меня ужасно тронуло: мы почти утратили связь друг с другом, но она при этом, безусловно, следила за моей работой. Что ни говори, а подобные вещи окрыляют.
Хотя Бёртон нередко конфликтовал с советами по классификации фильмов и киностудиями, не соглашаясь с их оценкой степени мрачности своих картин, он сказал, что «Уорнер бразерс» не выражали никакого беспокойства по поводу тона «Чарли», да и то, как сыграл свою роль Депп, не было сочтено слишком странным или жутким для фильма категории PG.
Подобное беспокойство обычно приключается еще до начала съемок и не имеет под собой реальных оснований. Помню одну реплику Вонки: «Победит наименее ужасный из детей», которая их обеспокоила: достаточно ли она политкорректна? Надо сказать, что именно в ней суть всей книги. Вот такие мелочи. Впрочем, во время съемок не было никаких придирок, вообще ничего — напротив, мне оказывали всяческую поддержку. Трудно понять, что люди находят жутким, а что нет. Вспоминается, как после просмотра «Бэтмен возвращается» мнения зрителей разделились ровно пополам: пятьдесят процентов считали, что продолжение — более «светлый» фильм, чем первый «Бэтмен», а пятьдесят процентов полагали, что, наоборот, второй фильм более мрачный. Мне это тогда показалось очень странным, поскольку скорее характеризовало состояние умов людей, чем мои фильмы.
Мы не добавили, по существу, ничего к тому, что есть в книге, возможно, там кое-что получилось даже хуже и вызывает больше вопросов. Может быть, кто-то скажет, что сцена с белками слишком бьет по нервам. Но знаете, сцена с белками в нашем фильме соответствует подобной же сцене в книге: достаточно взглянуть на рисунок в первом издании, где белки буквально сбрасывают девочку в дыру.
У меня всегда были проблемы с классификацией фильмов: такое ощущение, что у совета, который этим занимается, какие-то двойные стандарты. В одних фильмах можно отрезать голову персонажу, в других — нет. Понимаете, о чем я говорю? По-видимому, мне, в соответствии с этими стандартами, позволено меньше, чем другим. У меня всегда было ощущение, еще со времен «Франкенвини», что они, узнав о съемках моего очередного фильма, тут же помещают его в категорию «вызывает беспокойство»: «Сейчас он, возможно, ничего такого предосудительного и не делает, но вполне способен сделать...»