Можно сказать, что у каждого племени Червивых был свой уникальный облик.
Девочка была готова прыгнуть на меня, и я бы не успел увернуться. К счастью, Эрл вышел со своим обрезом двенадцатого калибра.
— Улыбнись в камеру, милая, — сказал он.
Девушка оскалила зубы, как волк, идущий на добычу.
Слюна свисала с ее сморщенных обескровленных губ.
Эрл выстрелил. Мозги, мясо и кровавая слизь разбрызгались по стене убежища, и она упала на землю бесформенной кучей.
— Ну же! — крикнул он мне.
Червивые схватили Шипмана. Он выл, как зверь, которого предают смерти. Они не ели его и даже не рубили на куски своими мачете, они просто кусали его. Один за другим, кусая и кусая, погружая в него зубы и мучая его.
Мёртвая женщина отделилась от них, посмотрела на меня и улыбнулась.
По крайней мере, мне показалось, что она улыбалась.
Ее лицо превратилось в извивающуюся массу личинок, в глазницах копошились черви. Она была обнажена, если не считать сумочки, которую зачем-то несла, и её кожа пульсировала и трепетала от того, что питалось ею. Она протянула ко мне руку, узловатую и шершавую, с черными и заострёнными, как у зверя, ногтями. Она бы легко выпотрошила меня, выпотрошила и набила свои кишки, пока я был бы ещё жив, если бы Эрл не уложил ее.
— Как насчет того, чтобы мы с тобой и бэби занялись групповухой? — сказала она глухим голосом.
Мертвые часто говорят такие бессмысленные вещи, я полагаю, перематывают, переигрывают кусочки прошлой жизни. Однажды червивая одетая в грязную униформу «Burger King», спросила у меня, хочу ли я сыр в воппере перед тем, как она попыталась отрубить мне голову топором.
Эрл убил женщину, схватил меня за руку и потащил в убежище. Меня трясло. Меня тошнило. Я был разочарован в себе, из-за того что стоял как вкопанный. В основном, наверное, я был в шоке. Я вслепую поплелся обратно к столу, и Мерфи захихикал, когда Мария налила мне бурбона, а Шэкс сунула мне в рот сигарету, хотя я не курил уже много лет.
— Отлично сработано, солдатик, — сказал Мерфи.
Я не обратил на него внимания. Это было легко.
— Спасибо, — сказал я Эрлу.
Он хмыкнул.
— Ты нужен нам для лотереи, не так ли?
Док стоял с тонкой улыбкой и качал головой со спокойным, терпеливым стыдом, который отец испытывает к сыну, который снова навлек на него позор.
— Это была не очень хорошая идея, правда, Томми? — сказал он.
— Я… я пытался остановить его. Я пытался спасти его.
— Гребаный идиот, — хихикнул Мерфи.
— Заткнись к чертовой матери! — крикнула ему Мария.
Мария приехала из Пуэрто-Рико, когда была ребенком, и благодаря своему крутому латиноамериканскому темпераменту, один взгляд ее пылающих темных глаз мог содрать краску с двери.
— Мистер Шипман был не в себе, — сказал Док. — Он просто не мог свыкнуться с мыслью. Я ожидал от него чего-то подобного. Но я ожидал от тебя большего, Томми. Ты был солдатом. Ты же знаешь, что ночью лучше не выходить одному и без оружия.
И он был прав.
Червивые были активны и днем и ночью, но ночью они становились чуть более смертоносными, чуть более коварными. Они использовали тени как маскировку. Я не уверен, предпочитали ли они ночь, но они были отвратительны при дневном свете и абсолютным адом после наступления темноты. Я помню, как один парень однажды сказал мне, что когда они оживали, большинство сохраняло рудиментарный интеллект, в то время как некоторые были неестественно хитры, но все были движимы хищническими инстинктивными побуждениями. И как любой хищный зверь, они нападали ночью.
Я сидел, поникнув под взглядом Дока, но сдаваться не собирался. Может быть, мои действия были не так хороши, но сердцем я чувствовал, что поступил правильно.
— Я не мог позволить ему просто… я имею в виду, я не мог позволить этим тварям убить его.
Док покачал головой.
— Томми, Томми, Томми. Ты недостаточно долго пробыл с нами. Ничего, привыкнешь. Жертвоприношение — это обыденность здесь.
— Лотерея, — сказал я.
— Да, отчасти так оно и есть.
Я провел в убежище два месяца. Я никогда раньше не играл в лотерею и не выводил «победителей» на поля смерти, чтобы их связать и принести в жертву. Сама мысль об этом вызывала у меня отвращение.