Ты — часть нас, а мы — часть тебя. Сегодня ночью мы заберем одну жизнь в качестве кровавой жертвы. Тогда ты узнаешь. Тогда ты поймешь.
Но он не хотел понимать.
Он не хотел знать.
Он хотел блаженного неведения.
Но они не позволили ему этого.
Он корчился от боли, его тошнило, он испытывал бездумный ужас от того, что в него вторглись. Они были внутри него, ползали по нему, зарождались в нем, как злобный зародыш. И его сознание потянулось вниз, вниз, вниз, вниз, и тогда не только они были в нем, но и он в них. Он был там, внизу, в этой кричащей аэродинамической трубе из кипящего метана и водородного тумана. Воздух был наполнен хлопьями льда и кружащимися пылевыми вихрями… и все же он мог смотреть вверх, сквозь черно-фиолетовые облака на корабль, который вращался высоко над ним. И что он чувствовал… он чувствовал…
Голод.
Все эти энергичные, мечтательные мысли и нежное, сладкое серое вещество, питающее их. Ему хотелось набить себя всем этим.
Потом, что бы это ни было — галлюцинация, видение, психическое впечатление, подмена сознания, — все закончилось, и он стоял, глядя на планету на обзорном экране, его губы шевелились, а голос говорил:
— Да… о да.
Он, наверное, закричал бы, но дверь открылась, и кто-то вошел. Это была Люси Клайман, один из геологов с третьего этажа. Лиден вытер пот с лица. Он был одновременно рад и встревожен, увидев ее.
— Что ты делаешь? — спросила она.
— Просто пытаюсь убить время, — oн сглотнул. — Почему ты так поздно встаешь? Я думал, вы, геологи, любите утро.
Она прошла мимо него и встала перед обзорным экраном.
— Мы никогда от этого не уйдем, — сказала она.
— Что ты имеешь в виду?
Она продолжала смотреть на него, ее губы шевелились, но слова не выходили. Наконец она сказала:
— Он снится мне во сне. Каждый раз, когда я закрываю глаза, я вижу Мегалон. Я не уверена, снится ли он мне или я ему.
В горле у него так пересохло, что он едва мог говорить.
— Люси… Люси, с тобой все в порядке?
— Нет, я не в порядке. Нет, пока оно там, внизу… наблюдает за нами, думает о нас, мечтает о нас.
— Люси…
Она посмотрела на него, и ее глаза были безжизненными, как будто из нее высосали душу.
— Это не планета, Ли. Это — сущность.
С этими словами она повернулась и вышла из модуля связи.
Сегодня мы заберем жизнь.
Да, он знал, что это правда. Сегодня ночью они заберут Люси.
— Это безумие, — сказал он себе под нос.
Но он знал, что это вовсе не безумие.
Пока «Антарес» двигался по поверхности планеты, Лиден вглядывался в неспокойную твердь ее темной, кипящей атмосферы, похожей на черную погребальную пелену, натянутую на ухмыляющуюся маску трупа. Оно заглядывало ему в глаза, насмехалось над ним, осмеливалось подойти ближе. Оно выставляло напоказ свои безымянные первобытные тайны, и в его лихорадочном сознании он видел, как оно улыбается огромными белыми зубами.
Ему пришлось отвернуться от него, потому что его сознание стало наполняться дурным влиянием. Рано или поздно оно заставит его совершить нечто ужасное, потребует от него жертвы.
Да, он попросит вас встать в один из воздушных шлюзов и открыть его, чтобы он мог вытащить вас на поверхность.
Он стоял и думал о том, как легко это сделать, и его начинало неудержимо трясти.
Обернись, Ли. Обернись и посмотри на меня, какой я есть на самом деле.
Но он не хотел. Он не хотел видеть его злобное, ухмыляющееся лицо, осклизлые дыры глаз и пиявочную черноту рта.
— Ты всего лишь кусок камня, — сказал он низким, раненым голосом. — Ты не можешь причинить мне вреда.
Затем по связи он услышал, как извергается планета — воющие смерчи, пронизывающие ее скалистую поверхность и проносящиеся по древним сухим оврагам и стигийским каньонам, где рождались все тени галактики. Он звучал как чистый гнев стихий, пронзительный и шипящий, трещащий от первобытного электричества творения и пульсирующий зловещей жизнью.
Он мог убежать на сотню световых лет и все равно не избежал бы этого. Осознание этого было как бритвой по горлу. Больше всего его пугала неизбежность всего этого. Он был у нее в руках. Эта грязно-черная, ползущая в тенях планета завладела им, и он ничего не мог с этим поделать.
Он повернулся лицом к обзорному экрану.
В таком приближении отражение его лица накладывалось на изображение планеты. Он уставился на нее. Он смотрел в ее глубину. Выбросы, доносившиеся по связи, не были простым атмосферным дрожанием и магнитным шумом. Они звучали как миллионы саранчи, пронзительно кричащей и гудящей.