На этом всё закончилось, осталась лишь схема приёма глазных капель, которую Моран подробно ему объяснил. Одни из них были антибиотиком, другие — наружным средством против отторжения, а ещё одни — нечто вроде стероидов для ускорения заживления.
Наконец доктор откинулся на спинку стула, изучая Арта из-под огромных очков в темной оправе. Из-за них выпученные глаза Морана казались ещё больше. Арт всегда удивлялся, почему он не сделал какую-нибудь корректирующую операцию, что-нибудь типа «Ласик». Но предположил, что это избитая тема. По той же причине, по которой сапожник всегда без сапог, а автомеханик ездит на развалюхе.
— Вопросы? Вопросы? У нас остались ещё какие-нибудь вопросы на сегодня? — спросил доктор Моран подёргивающимся ртом.
— Нет, — ответил ему Арт. — Думаю, вы обо всём рассказали.
— Что с теми странными ощущениями, о которых вы говорили?
Арт попытался объяснить всё как можно лучше и, без присутствия насмехавшейся над ним Линн, это было намного проще. Он рассказал Морану про зуд и ощущение движения.
— Так, так, так, это интересно, не так ли? Хмм. Я пересадил в ваши глаза целые секции тканей, мистер Рид. Почему? Потому что имплантация сохраняет столь жизненно важные связи между пересаженными клетками сетчатки. То, что вы чувствуете — не что иное, как реакция глаз на пересадку и правильное развитие тканей. Рост, заживление и ваше выздоравливание.
— Но разве должны быть такие ощущения? Словно в глазах что-то движется?
— Конечно, конечно же должны. Развитие, изменения.
Арт хотел ему верить. Этот парень был специалистом по сетчатке. Немного чуднóй, может быть, но с хорошими рекомендациями, и вроде как, один из лучших. Каждую неделю Моран проводил дюжину таких операций. И всё же, ощущение чего-то аномального оставалось. Даже когда доктор в подробностях рассказывал о пересадке тканей и о чудесах, которые она может вызвать, Арт что-то чувствовал в глазах. А может прямо за ними — тянущее, скользящее и распирающее движение, словно там вызревало нечто чужеродное.
— Просто немного потерпите, мистер Рид, — сказал доктор Моран. — И привыкнете.
Но Арт так и не привык.
Две недели спустя ничего не закончилось, стало только хуже. Да, зрение было превосходным, Арт не жаловался. Видел он отлично, но глаза всё ещё зудели и слезились, а эти извивающиеся и пульсирующие движения, напоминающими биение крошечных сердец, порой сводили с ума. Частенько Арт просыпался глубокой ночью, а его глаза были широко открыты и пристально смотрели. Он рассказывал об этом Линн, но та всегда спрашивала, откуда Арту знать, было ли так когда он спал. Может он просто распахнул глаза, когда проснулся, и подумал, что они были широко открыты.
Но, опять же, Линн не понимала, а Арт не мог найти слов, чтобы объяснить.
Глаза действовали… самостоятельно. Как будто по собственной воле. Абсолютное безумие, Арт не осмеливался говорить об этом Линн, но они словно обладали собственным разумом. Казалось, они хотели всё разглядывать. Разглядывать то, на что ему самому было неинтересно смотреть. По крайней мере, так казалось. Арт ловил себя на том, что бесконечно долго смотрит на комнатную муху, потирающую передними лапками, или, может пристально разглядывать текстуру древесной коры, или висящую на небе луну. Подобные вещи, имеющие отношение к природе, никогда его не интересовали. Он любил спорт. Арт был фанатом ESPN.[57] Баскетбол, американский футбол, бейсбол или футбол. Что угодно. Но всякий раз, когда он садился перед телевизором, чтобы посмотреть что-нибудь из спорта, или хотя бы фильм, глаза начинали болеть, становились сухими и болезненными, и всё, что Арт мог сделать, это закрыть их.
Глаза не хотели смотреть спорт, новости или боевики — их интересовало другое. Телевизор им был ни к чему, но книги они любили. Арт не был заядлым читателем, но вдруг оказалось, что он ходит в библиотеку и листает книги по зоологии, анатомии, физике и математике. Скучные учебники, от которых он не мог отвести взгляд. Арт пытался их читать, но они были невероятно скучными и казались полной бессмыслицей. Тем не менее, его глаза продолжали смотреть, сканируя страницы, фотографии и диаграммы. Казалось, их особенно интересовали фотографии других миров, далёких звёзд и скоплений.