Практику по стрельбе Тиму устроил Сержант. Конечно, о навыках ведения огня в безвоздушном пространстве речи не было, но на полигоне пострелял от души. После теории практика далась легче, чем думал.
По сложности стрельба из винтовки, где метка прицела заранее покажет точку удара, и метание камней с верёвки из ворса домашнего Савара, где помимо силы броска приходилось учесть силу ветра и скорость жертвы, винтовка явно проигрывала. В метании камней всё было сложно. Винтовка дала дальность, скорострельность и смертоносность. Уже на третий час практики Тим под аккомпанемент грохота и вспышек, перебегая от укрытия к укрытию, смог поразить большую половину возникающих тут и там голографических образов. Те, что представали в рост или наполовину, поразил все, с теми, что лежали или высовывались из-за укрытий, было сложней, но Тим уже не сомневался, что и эта наука ему поддастся.
То место, где впервые увидел Марина, сейчас выглядело по-другому. Шлюзовую палубу залил яркий свет, контейнеры и штабеля грузов, виденные в тот день, убрали. На их месте в длинные шеренги построился свободный от вахт экипаж. Стоя в конце первой, выделяясь новизной повседневной формы, Тим, как и все, ждал появления капитана.
— Капитан на палубе, — разнеслось наконец под сводами, и гул голосов мгновенно стих.
Скосив взгляд, Тим смотрел, как с площадки грузовых лифтов сходят трое одетых в строгую чёрную форму и направляются к строю из девятисот мужчин и женщин. Капитана определил сразу. Походка, осанка, зрелый возраст невысокого, совершенно седого человека сами за себя говорили, кто здесь главный. Пройдя до середины строя, капитан и оба старпома остановились против створов третьего шлюза, повернулись лицом к шеренгам.
— Воины Сайдона.
Твердый, ударивший из динамиков голос капитана невольно принудил расправить плечи.
— Теперь я открыто могу сообщить. Флоты союзов Сайдона и Вельстова ведут совместные действия против Сурийцев. Мы с вами стали участниками первой битвы этой войны. Эскадра перехватила Сурийский конвой в точке формирования. В результате захвачены одиннадцать транспортов и два эсминца эскорта. Силами трёх крейсеров, двух эсминцев и орудийной платформы противник контратаковал, но, потеряв платформу и крейсер, трусливо бежал из системы. Мы не потеряли корабли, но мы потеряли родных и близких. Только наша семья, — поднял он голову и медленно обвёл взглядом застывшие шеренги, — потеряла двести тридцать бесценных жизней.
Капитан низко склонил голову. Стоявшие за его спиной сделали то же. Головы склонили и застывшие шеренги, отдавая дань погибшим членам экипажа.
— За каждого из них, — продолжил капитан, — мы жестоко ответим. Позже. Сейчас я пришёл с плохой вестью. Шпионы доложили, что на орбите Сурии сформированы и вот-вот стартуют две полноценные эскадры. Совсем скоро как минимум одна из них будет здесь. Восстановить главный ходовой двигатель мы не успели. Пришедший с нами буксир помочь нам, увы, не может. В связи с этим всем, кто не входит в первое боевое расписание, крейсер приказываю покинуть. Эвакуация объявлена. Оставшимся на борту помнить: мы здесь не одни и есть, кому за нас постоять. У нас нет хода, но есть много ракет. В крайнем случае, обороняться будем на палубах, и уверен, всем понятно — это единственный способ сохранить наш корабль и дом.
— Нет…, нет, — холодея, Тим ткнул пальцем в активную проекцию лифтовых шахт крейсера.
В отчаянии развёл пальцы, стараясь раскрыть двери застрявшей кабины, но та окончательно перестала реагировать на команды управляющего центра. Операторскую огласил вздох отчаяния. Словно в ответ, столб шахты вышедшего из строя лифта полностью сменил цвет на красный.
— Доигрался, — вполголоса сквозь зубы ругал себя Тим, — говорили ведь: никуда не лезь, ничего не трогай.
Откинувшись на спинку кресла, с досадой уставился на пульсирующую красным голографическую шахту.
С момента эвакуации основной части экипажа минуло шесть суток. Тим постепенно втягивался в будни службы. Из огромного вороха полученной информации пока удалось усвоить лишь крохи. Всё было настолько ново, что без реальной практики он мало что понимал. Пока лишь старался вникнуть, но точно знал, что рано или поздно он будет во всём этом как дома. Осталось прожить эти месяцы, освоиться, осмотреться и тогда уже понять, поможет ли его нынешнее положение исполнению собственных целей.