Тим поглядел в водянисто-голубые глаза незнакомца, и они показались ему странно знакомыми. Они напоминали ему кого-то, только он никак не мог вспомнить, кого именно.
— Пожалуйста! — сказал он. — Спрашивайте.
Не сводя глаз с мальчика, Крешимир тихо спросил:
— Почему ты никогда не смеешься, малыш? Тебе не хочется? Или… ты не можешь?
Тим почувствовал, что краснеет. Кто этот человек? Что он знает о Тиме? Ему вдруг показалось, что у этого человека глаза Треча. Может быть, это Треч так изменился? И хочет испытать Тима?
Пожалуй, он слишком долго медлил с ответом. Крешимир сказал:
— Твое молчание достаточно красноречиво. Может быть, мне когда-нибудь удастся тебе помочь. Не забудь: меня зовут Крешимир. До свидания!
И человек исчез в толпе, запрудившей ипподром. Тим сразу потерял его из виду. Встревоженный, он подошел к окошку кассы и поставил на Южного все деньги, какие у него были.
Едва отойдя от окошка, он наткнулся на мачеху и Эрвина. Наверняка они нарочно его здесь дожидались. Но на этот раз Тим не стал говорить им, на какую лошадь поставил. Зато он сегодня впервые вместе с ними следил за скачками.
Южный оказался необычайно темпераментным молодым жеребцом; он всего в третий раз участвовал в скачках. Поговаривали, что его слишком рано выпустили на ипподром. До сегодняшнего дня он оба раза приходил к финишу четвертым. Правда, был один случай, когда в самом начале заезда он понесся вдруг как стрела и, обойдя остальных, вырвался на полкорпуса вперед. Но вскоре он отстал и пришел, как и в первый раз, четвертым.
Все это Тим узнал из беседы каких-то двоих людей, стоявших неподалеку от него в толпе. Впервые в жизни он с волнением следил за скачками. Он боялся, что после разговора с Крешимиром его контракт с господином в клетчатом окажется недействительным. Результат скачек должен был показать, справедливы ли его опасения.
Выстрел возвестил начало первого заезда. Лошади побежали, и Южный сразу, как всегда, оказался на четвертом месте. Двое мужчин рядом с Тимом разговаривали теперь о лошади, шедшей впереди. Но потом разговор снова перешел на Южного. В возрастающем шуме до Тима доносились только обрывки фраз:
— Многому научился… бережет силы… вырвется…
Однако шансов на победу у Южного, по-видимому, не было никаких. Он все еще держался четвертым, но лошади, бежавшие впереди него, ушли далеко вперед. Эрвин и мачеха все приставали к Тиму, чтобы он сказал им, на какую лошадь поставил. А Тима охватили сомнения. Теперь он со страхом следил за скачками. Южный едва заметно выдвинулся вперед. До финиша оставалось уже совсем немного.
И вдруг лошадь, бежавшая впереди, споткнулась. Две другие, шедшие вслед за ней, испуганно мотнув головами, подались в сторону. В это мгновение Южный пронесся мимо них великолепным галопом и благополучно пришел к финишу первым. В реве толпы звучало скорее разочарование, чем восторг. Тим услышал, как рядом с ним кто-то сказал:
— Самые нелепые скачки из всех, какие я видел!
На большом табло в самом верху появилась надпись: «Южный». Тим вздохнул с облегчением. Как ему хотелось сейчас рассмеяться! Но вместо этого он молча вынул из кармана талончик и, протянув его мачехе, сказал:
— Мы выиграли! Получи, пожалуйста, деньги сама!
Фрау Талер в сопровождении Эрвина бросилась к окошку кассы. А Тим, не дожидаясь их возвращения, поехал на трамвае домой, достал из старинных часов контракт и деньги и, сунув контракт за подкладку фуражки, а деньги во внутренний карман куртки, хотел было уже выйти за дверь, как вдруг услышал, что мачеха с Эрвином поднимаются по лестнице. Он едва успел спрятаться за портьеру, закрывавшую вход в небольшой чуланчик. И тут же дверь квартиры отворилась, и мачеха стала громко звать его по имени. Тим не откликнулся.
— И куда это он запропастился? — услышал он снова голос мачехи. — Он такой чудной последнее время!
Голоса стали удаляться — теперь они уже доносились не то из кухни, не то из спальни. Тим услышал еще, как Эрвин спросил:
— Теперь мы чертовски богаты, правда?
И резкий голос мачехи издалека что-то ответил. До Тима долетело:
— …сорока тысяч…
«Ну, — подумал Тим с холодным спокойствием, — теперь я наверняка им больше не нужен».
Он вышел из чулана, неслышно открыл и закрыл входную дверь, пробрался, прижимаясь к стене, под самыми окнами своей квартиры и бросился бежать со всех ног в сторону кладбища, на восточную окраину города.
Только когда толстый усатый кладбищенский сторож спросил его у входа, какой номер могилы ему нужен, он сообразил, что ошибся: мраморную плиту для отца надо было, наверное, заказать заранее где-нибудь в другом месте. И все-таки Тим решил хотя бы что-нибудь разузнать.