Лини осталась с ним, явно для того, чтобы составить ему компанию, но явно была слаба в этом: она читала свой журнал, пила чай, игнорировала его отчаяние и молчаливое присутствие. Радио хрипело мелодиями, каждая из которых была совершенно неуместна в данных обстоятельствах. Солнце опускалось всё ниже и ниже, пока, наконец, не погрузилось в озеро. Комары жужжали над остатками шоколадного торта, подсыхавшего по краям.
Кауко спускалась несколько раз в течение этой ночи. Она никогда ничего не говорила и никогда не смотрела на Северуса. Или Северус не смотрел на нее? Женщина каждый раз просто брала то, за чем пришла: стакан воды, кусок торта, дополнительное одеяло, чай или холодный компресс, а затем исчезала в той темноте дома, куда Северус не мог пойти…
Он думал, что это, должно быть, была самая длинная ночь в его жизни, с которой могла соперничать разве что ночь, когда умерла Лили. Он думал об этом, а потом внезапно замерцал рассвет: в Инари даже самое глубокое отчаяние не могло удержать солнце.
Теперь стало очевидно, что они вовсе не собираются спать, поэтому Лини сварила кофе. Северус не думал, что сможет его проглотить.
Она посмотрела на него и сказала:
— С ним все будет в порядке.
Это не звучало как пустое утешение. Это звучало как уверенность, и это что-то задело в Северусе. Всхлип вырвался на свободу. Следующим было только дыхание, хриплое и сухое. Лини больше ничего не сказала.
Сразу после восьми Северус поднялся в свою спальню. Почистил зубы, принял душ, побрился и оделся. Поскольку он не спал, ему казалось, что вчерашний день никогда не кончался. Раньше он особо не задумывался над этими дурацкими вопросами о загробной жизни — все это было в лучшем случае непрактично — но если бы он вообразил себе чистилище, то оно было бы таким: мучительным, не прерывающимся на сон, один день, который никогда не заканчивался.
Маг упаковал свою одежду, собрал одолженные книги и журналы на подоконнике, убрал постель. Он действовал систематически. Вряд ли он когда-либо вернется сюда, и он хотел прикоснуться ко всему этому в последний раз.
Сложив мантию-невидимку, он положил на нее палочку Гарри. Из кухни доносились голоса, звон посуды и шум завтрака. Он не смог бы есть, даже если бы попытался, но, возможно, он мог бы на мгновение вмешаться, чтобы вернуть Гарри его вещи.
Но, спустившись вниз, он не смог заставить себя войти на кухню. Вместо этого положил плащ и палочку на журнальный столик у камина и сел в то же самое кресло, в котором сидел раньше. Он ждал. Он ни о чем не думал.
Они присоединились к нему минут через двадцать. Под глазами мальчика были круги, глубокие и болезненно-зеленые. Северус задался вопросом, поспал ли тот хоть немного. Гарри расстегнул коричневый рюкзак с кожаными застёжками, который ему купили в Закопане, пряжки поблескивали золотом в свете горящего камина. Он положил внутрь плащ и палочку и повесил его обратно на плечо — как обычно, небрежно и беззаботно. Он не сказал ни слова.
— Спасибо, что пригласили нас, — сказал Северус, и это прозвучало ужасно.
Лини пожала руку Северусу, затем руку Гарри. Кауко обняла мальчика так крепко, что его руки рефлекторно сжались на лямках рюкзака, когда изо всех сил пытался вдохнуть воздух.
Северус не ожидал, что она наградит его тем же, но потом она взглянула и, хотя не обняла его, улыбнулась — это тоже было ужасно.
Затем Гарри поскреб ногтями по дну каминной чаши, захватив порох, и шагнул в огонь.
— Хогвартс, кабинет профессора Дамблдора, — четко сказал мальчик.
Северус смотрел, как вокруг него поднимается пламя, а затем тот исчез. Бросив последний взгляд на комнату, он последовал за ним.
Солнце разлилось по столу из вишневого дерева, обвивалось вокруг блестящих золотых инструментов и играло пятнами на темно-фиолетовой мантии Альбуса. Мальчик уже сидел в кресле напротив, с прямой спинкой, вежливо положив рюкзак на колени.
— …что это, должно быть, была трудная ночь, — говорил Альбус. Он даже не взглянул на Северуса. — За что я искренне сожалею. Ты имеешь полное право чувствовать гнев или отчаяние, Гарри, и не воспринимай то, что я собираюсь сказать, как предложение подавить свои чувства. Но я прожил уже долгое время и не раз имел возможность убедиться, что иногда моменты, когда нас настигают поражения, в конечном итоге приводят к великим достижениям. Семена наших побед кроются в наших неудачах.
Мальчик кивнул, затем торжественно провозгласил:
— Жизнь — это шоссе.
Северус чуть не подавился фырканьем. Гарри не видел.
— Хорошо сказано, Гарри, — похвалил Альбус в полном неведении. — Тогда обсудим шоссе, по которому ты сейчас пойдёшь?
— Хорошо. Профессору Снейпу нужно быть здесь?
Всю ночь он чувствовал себя усталым, несчастным и злым, но ни разу не хотел спать. Сейчас, когда словно забили последний гвоздь в гроб, сердце его сжалось и дыхание сбилось. Все кончено, теперь все кончено. Он мог спать.
— Я оставлю вас, — заставил себя сказать он, — Доброго дня, директор.
Потом он убежал, напился и уснул, как убитый.
Комментарий к Часть 27
Прим. автора:
« :((((
Осталась только одна правильная глава, а затем эпилог!»
========== Часть 28 ==========
Из Хогвартса в Нору
— Хочешь еще чаю, Гарри?
Гарри покачал головой, но это не имело значения, потому что Хагрид уже наливал. Погода была сырая и неприятная, небо затянуто тучами. Он грел руки в паре, который вырывался из его кружки.
Мальчик видел Хагрида почти каждый день с тех пор, как вернулся в Хогвартс, поэтому решил, что молчание было вполне естественным: все, что они могли сказать, они уже сказали за последнюю неделю. За исключением одной вещи, которую он не смог протолкнуть через горло, даже если это было глупо.
— Ах, я буду скучать по тебе, — Хагрид откинулся на спинку кресла, — До школы еще далеко. Но это будет хорошо для тебя, лучше, чем застрять тут в одиночку.
— Я не одинок, — солгал Гарри, — Ты составляешь мне компанию.
— Э, это не то же самое. Во сколько ты уезжаешь?
— В пять.
— Волнуешься?
Гарри кивнул, хотя это было не так. Он должен быть взволнован. Ведь он увидит Рона, увидит близнецов, и миссис Уизли была очень мила с ним на платформе. Наверное, всё дело в том, что он так мало спал: ворочался и думал о пустяках, а потом, когда окончательно потерял сознание, ему приснилось, что он намочил постель и проснулся, весь дрожа. На самом деле он не намочил постель. И на мгновение даже почувствовал гордость: как будто это была какая-то победа, что-то, что нужно отпраздновать.
Гарри знал, что достаточно долго надоедал Хагриду: было невежливо торчать здесь бесконечное время только потому, что он встревожен. Он сделал вдох, чтобы собраться. — Э-э, Хагрид, ты помнишь… ты помнишь альбом, который ты мне отдал?
— Конечно, я помню.
— Ну, я… когда я был за границей, ты читал о том, как авроры преследовали меня в Берлине? Итак, когда это случилось, я выронил рюкзак, потому что я бежал, и я его потерял. Альбом. Мне жаль.
Мальчик закусил губу в ожидании, будучи слишком напуган, чтобы смотреть на лесничего: он знал, что расплачется даже от малейшего признака разочарования на лице Хагрида.
— Ах, это очень плохо. Но не волнуйся, Гарри , хорошо? Дай мне пару недель, и я куплю тебе новый, ладно? Просто нужно написать несколько писем, получить еще несколько копий.
— Да, — сказал Гарри, вытирая глаза. Теперь он злился на себя, потому что думал, что Хагрид рассердится, — Спасибо.
Вскоре после этого он ушел, но вместо того, чтобы вернуться в Гриффиндорскую башню, он бродил по территории. Он знал, что никогда не заметит того, что высматривает: кругом были хищники и растения, вероятно, ядовитые для черепах, а если бы он и нашел, что бы он с ней делал? Не мог же он взять её с собой к Уизли, не спросив. Но все это не имело значения. Было просто приятно это представить, и Гарри было скучно.