Я подобрала волосы, как учила Тин, надела рубаху со штанами, а сверху бесформенную душегрейку с карманами. Небо хмурилось, так что одежка была по погоде – не жарко, не холодно. С собой взяли корзину с яйцами – решили поменять их на коровье масло.
Сама я в Зеленую Благодень возвращаться не рвалась – ничего меня к этому месту не привязывало. За время, пока жила у Тин, я пересмотрела своё мнение о Сибире с Фариной. Они всю жизнь внушали мне, что подобрав – осчастливили. Что я – подзаборное отродье, которое должно быть по гроб благодарно и за то, что его приютили, и за воспитание с прокормом – то есть за непосильный труд с четырех утра до часу ночи, бесконечные побои и ругань, сношенное тряпье и корку хлеба с кружкой воды. Да, меня не убили. Но обращались хуже, чем с любой собакой. Сейчас я это уже понимала достаточно ясно. Зла я не держала… но стойкая неприязнь была.
Тин постучалась в дом Хрунича, лязгнул засов, дверь отворилась.
– Мири, подожди меня тут.
Жаль, а я хотела взглянуть на старостин штурвал. После чтения книги о войне с викингами я знала, как правильно называется эта штука. Такой красивый! Вздохнула, оперлась на перила крыльца и стала ждать, глядя, как вокруг мальвы у плетня кружит пара пестрых бабочек.
– Парень, ты чей?
– Аа?а? – оглянулась и чуть не уткнулась в Елькину веснушчатую физиономию.
– Чего?о?! – Елька захлопал глазами, потом хлопнул себя по бокам руками и захохотал. – Дык ты не парень! Гляди?ка, шлюхина дочка привалила!
Я стиснула зубы. Тин просила меня не ввязываться в склоки и на подколки не отвечать. Но было ужасно, невероятно, невыносимо обидно и больно. Я ж никогда не делала ничего плохого! И он не видел меня больше года. И вот, встретил и опять изгаляется!
– Пацаном вырядилась! Футы?нуты! А волосы обстригла, чтоб все видели, кто ты есть? – продолжал издеваться парень. – Дык мы и так знаем! Пошли за сарай – щаз я тебя обихожу, – протянул руку и схватил за плечо.
Отступив на шаг, стукнула по его запястью ребром ладони, как учила Тин. Посмотрела в глаза:
– Не тронь.
– А что сделаешь? Убьешь или ноги раздвинешь? – растопыренная лапа с грязными ногтями потянулась к моей груди. – Ну?ка, покажь, чего выросло! Да, а что у тебя за корзина? У кого сперла? – и, схватив за ручку, рванул к себе.
Я попробовала удержать лукошко, да только куда мне было против бугая на две головы меня выше! Накрытая салфеткой корзина накренилась и дернулась, три яйца вывалились через край и шлепнулись на крыльцо, разбившись. Вот урод! Жалко же! А сейчас остальные переколотит! А подраться с ним – точно ни одного целого не останется!
– Тиии?ин!!! – завопила я в голос, сообразив, что делать.
Елька на секунду замер в испуге, потом нехорошо усмехнулся:
– Врешь, шлюхино отродье, нету тут твоей заступницы!
И снова рванул на себя корзину. Как раз вовремя, чтобы распахнувшая дверь Тирнари и Хрунич из?за её спины успели увидеть, что происходит. И как еще два яйца шлепнулись в желто?прозрачную лужу с битой скорлупой у моих ног.
– Так, ну?ка отпусти! – голосом Тин можно было дрова колоть. Как топором бухнула.
Хрунич сам отдал нам за яйца пару медяков. А потом уволок сына за ухо за сарай – обихаживать. Прихватив стоявший у крыльца дрын и по пути доходчиво объясняя, что сделает этим дрыном с дураком?отпрыском…
К сожалению, на том история не закончилась. На следующий день, когда я, взяв ведро, полезла по приставной лестнице на крышу сарая – доить Белочку, почувствовала – кто?то на меня смотрит. Просто дырку взглядом в спине вертит. Обернулась – никого. Только ветки кустов качнулись. Но знала, не померещилось.
Вечером Тин заговорила о том сама:
– Мири, сядь и послушай, надо нам что?то решать. Тебе скоро тринадцать, по здешним меркам ты почти взрослая. Надеялась я, что, если поселишься у меня, всё со временем утрясется да рассосется. Но сейчас понимаю – тут жизни тебе не будет. Рано ли, поздно ли – подкараулят. И либо снасильничают, либо ты кого убьешь, защищаясь. В любом случае жизнь сломают. Что сегодня за тобой трое парней весь день с опушки следили – знаешь?
Ой, трое? С тремя мне никак не сладить…
– Вот со двора без меня ни ногой! Я с Хруничем поговорю, но, боюсь, это не поможет. Мне?то он наобещает, чего хочешь… но защищать тебя не станет. Понимаешь?