Мы сидели в приемной санчасти, и в ботинках у меня хлюпала вода. К нашему зубному врачу Алле Францевне, как всегда, стояла очередь. К Алле Францевне приезжали лечить зубы даже из Калининского поселка.
В ботинках у меня хлюпало потому, что я все же прошел по стальному канату с дебаркадера. Я воспитывал в себе смелость. И Эдька с Киткой тоже воспитывали в себе смелость. Мы даже пробовали сигаретой прожигать на руке бумажный рубль. Но никто из нас не смог прожечь на руке рубль. Не хватило выдержки. Жжет очень. А по тросу я прошел. Хоть немного, но прошел. Я разделся до трусов, перелез через перила и поставил правую ногу на трос. Я поставил ногу в точности, как Руслан Барханов. А потом я отпустил перила и сделал один шаг.
В воду я бултыхнулся рядом с просмоленным бортом дебаркадера. Хорошо хоть, не зацепил за него головой.
Эдька от хохота приседал и подпрыгивал, словно делал физзарядку. А мудрый Китка сидел на сходнях и укоризненно качал головой. Оба они по тросу идти отказались.
— Сначала нужно, так же само, на чем-нибудь другом потренироваться, — сказал гениальный Кит.
Буфетчица дядя Костя высунулась из окна и ругала нас на чем свет стоит.
— Шеи себе хотите посворачивать! — кричала она. — Тут еще с прошлых летов сваи под водой остались!
Интересно, Руслану — так она воздушные поцелуйчики посылала, а я так ей чем-то не понравился.
— Помылись — закройте душ! — крикнул я ей с берега, пытаясь попасть ногой в штанину.
Дядя Костя ничего не поняла, но душ закрыла и даже окошко за собой захлопнула.
А мы отправились в санчасть к Алле Францевне. Следующей по плану у меня была Алла Францевна. Я сказал Эдьке с Киткой, что они вообще-то могут не ходить. Воспитываю в себе смелость я, и это мое личное дело. Но они все же пошли.
Впереди нас к Алле Францевне стояли трое: стрелок-радист младший сержант Евстигнеев с длинным, как у артиста Филиппова, лицом, Люба-парикмахерша, которая работает в Доме офицеров, и тетка в кирзовых сапогах. У теткиного подбородка был завязан платок в синий горошек. Тетка держалась за щеку, раскачивалась из стороны в сторону и тихонько подвывала.
От теткиного подвывания Эдька с Киткой сразу скисли. Они думали, что зубы — это просто так. Младший сержант Евстигнеев вертел в руках бескозырку. Мы уставились на его бескозырку. Чтобы мы не подумали, будто он крутит бескозырку от волнения, младший сержант Евстигнеев повесил ее на гвоздик. Тетку в сапогах он пропустил без очереди.
Тетка прошла в кабинет сгорбившись. Потом вдруг за дверью раздался такой вой, что у бескозырки на стене затрепыхали ленточки. Тетка взвыла и задохнулась, словно ей заткнули рот подушкой.
— Нет, я так не могу, — сказала за тонкой перегородкой Алла Францевна. — Не хватайте меня за руки. Я всего-навсего сделала вам укол. Плюньте вот сюда и идите посидите в приемной.
Тетка в сапогах плюнула и вышла. Она вышла мокрая и взлохмаченная. Платок в горошек съехал с головы на спину. Младший сержант Евстигнеев поднялся и, прежде чем шагнуть за порог, расправил под ремнем складки на белой форменке.
Мы сидели и ловили каждый звук. За дверью постукивали о стекло инструменты и зудела бормашина. Потом младший сержант Евстигнеев стал мычать. Он мычал носом. Его мычание хватало меня за самую печенку.
— Фокус показать? — шепнул Эдька и вытащил из кармана бубнового туза.
Не знаю, как Кит, а я был готов смотреть любые фокусы, лишь бы не слышать евстигнеевского мычания. Он как-то уж больно занудно мычал. Как все равно нечеловек. Фокус с картой Эдька показывал нам тысячу раз. Он вычитал про этот фокус в журнале «Наука и жизнь». Из одной карты можно было мгновенно сделать туза, тройку, шестерку и четверку. Все зависело от того, какое место прикроешь пальцем.
— Валяй, — сказал я.
— Эрики-мерики, — сказал Эдька и подтянул рукава рубашки. — Ловкость рук, и никакого мошенства. Оп-ля! Что за карта?
— Шестерка бубей, — определил Кит.
— Допустим, — согласился Эдька. — Оп-ля! А эта?
— Туз! — удивилась Люба-парикмахерша.
— Верно, — заморгала тетка с уколом. — Скажи-к ты!
— Оп-ля!
— Тройка бубей! — обрадовалась Люба.
— Оп-ля!
— Шестерка!
— Оп-ля!
— Снова туз!
Они отвечали хором. Хор перекрывал зудение бормашины и мычание младшего сержанта Евстигнеева.
Тут в двери с надписью «Аптека» отворилось оконце, из него выглянула моя сестричка Феня и сказала: