«Топ, топ, топает малыш!» — басом гудела певица.
Сеня Колюшкин топал вокруг Фени и неуклюже болтал длинными руками. Руки у него были большие и красные. Феня танцевала легко и весело. У нее все тело танцевало — и плечи, и руки. Только голова стояла неподвижно.
У Руслана из-за нее неприятности, а она как ни в чем не бывало выкручивала ногами кренделя с этим дремучим медведем Сеней Колюшкиным. Где только совесть у человека? Ни стыда никакого, ни совести!
Дремучий медведь кисло улыбался. Мне почему-то подумалось, что Феня говорит ему про соду и поэтому он так кисло улыбается. Точно лимон проглотил.
— Ноги бы ему переломать, этому Колюшкину! — заметил Эдька.
Мы промолчали. Такому дяде не очень-то переломаешь ноги. Но я бы ему с великим удовольствием что-нибудь переломал. У меня прямо все горело внутри. И нашла тоже на кого променять Руслана! На недотепу Колюшкина! А Колюшкин тоже хорош. Еще в одном экипаже с Бархановым летает. Да чтобы таким моментом воспользоваться — это же вообще нечеловеком быть нужно!
А Руслан настоящий человек! Я всегда знал, что он настоящий!
Когда в санчасть ворвался подполковник Серкиз, Руслан не очень-то его испугался. Он не спеша поднялся и уставился на подполковника своими небесно-голубыми глазами. Серкиз скользнул по нему диким взглядом и шагнул к аптеке. Руслану он ничего не сказал. А у Фени от страха затрепыхали длинные ресницы.
— Вам что, особые указания требуются? — рявкнул на нее подполковник. — Вы в воинской части работаете, а не на базаре. И извольте подчиняться нашим законам!
— Она, товарищ подполковник, присяги не принимала, — проговорил за его спиной Руслан, — и воинского звания она не имеет.
— С вами у нас будет отдельный разговор, лейтенант, — отрезал Серкиз. — Вы почему не на разборе полетов?
— Собирался как раз.
— И вмешиваться в дела медицинской службы вас, по-моему, никто не уполномачивал.
— Так точно, не уполномачивал, — сказал Руслан. — Только лекарств по домам она все равно разносить не станет.
— Что?!
— Не станет, — повторил Руслан. — В обязанности фармацевта не входит разносить по домам лекарства.
— Лейтенант Барханов! — прогрохотал Серкиз.
У меня внутри все оборвалось. А Руслан невозмутимо сказал:
— Я вас слушаю, товарищ подполковник.
Выкатив красные глаза и подергивая сведенным в сторону ртом, Серкиз на минуту замер. Казалось, он сейчас раздуется и лопнет. Одна бровь у него взлетела на лоб, другая прикрыла глаз. Но он не лопнул. Он негромко и словно взвешивая каждое слово проговорил:
— Передайте вашему командиру эскадрильи, что я арестовал вас на… двое суток домашнего ареста.
— Есть передать командиру эскадрильи, что вы арестовали меня на двое суток домашнего ареста! — отчеканил Руслан. — А если он спросит, за что?
— За неумение разговаривать со старшими! — рявкнул Серкиз и повернулся к Фене.
Он протянул к окошечку ладонь:
— Порошки.
— Что? — шевельнула губами Феня.
— Порошки. От головной боли, — проговорил он раздельно и почти спокойно. — У меня ведь свободного времени больше, чем у вас.
Белый пакетик утонул в кармане подполковника. Подполковник толкнул входную дверь. Дверь от толчка распахнулась так, что даже стукнула с обратной стороны в стену. И мне почему-то вспомнилось, как Серкиз швырнул на землю козла Назара.
Серкиз уже исчез, а мы все еще сидели ни живы ни мертвы. Даже Эдька, который называет подполковника Сервизом и у которого у самого отец — майор, и тот словно ежа проглотил и никак не мог сообразить, что же теперь будет.
Феня прикрыла свое оконце и твердила в оставшуюся щель:
— Иди, Руслан, иди. Честное слово. Сейчас еще Суслов придет. Не хватало, чтобы ты еще с ним сцепился!
И Руслан не стал дожидаться капитана медицинской службы Суслова. Руслан надел фуражку с белым чехлом, вскинул к козырьку вытянутые пальцы, щелкнул каблуками и пропел:
— «Ты не печалься, ты не прощайся, я обязательно вернусь!»
Во человек! Ему двое суток ареста, а он хоть бы хны! И поет еще.
Тетка в кирзовых сапогах вышла от зубного врача с крепко стиснутыми челюстями. Голову она держала, как все равно Феня на танцах, будто несла на макушке кувшин с водой. С краю рта у нее торчал кусочек ваты.
— Следующий, — выглянула из своего кабинета Алла Францевна. — А Русланчик где? Если я не ошибаюсь, мы лишились его визитов на целых двое суток? Кто следующий?
Лицо у Аллы Францевны как на контрастной фотографии. Чернющие волосы и брови, ярко накрашенные губы и совершенно белая, с синеватым отливом кожа. Во рту у нее поблескивал золотой зуб.