Выбрать главу

От сильного желания, чтобы пребывали законные (цари), и имея в памяти установления высокой царской власти, как бы упившись тогда множеством скорби и силой этого горя, душа у державной (Марии Нагой) была безгласна, и, будучи вне себя, она казалась как бы бездушной (мертвой). И пусть никто в простоте не подумает и не предположит, что это такая же скорбь, как и у нас, худых, когда по естеству (она) проявляется; — нет, она так несравнима мерой — как в печалях, так и в радостях, — как капля дождя (несравнима) со всей великой пучиной моря; такое же имеется различие в том и другом — в скорбях и радостях — у имеющих власть и у подчиненных. О справедливо царствовавших над нами, прежде бывших царях, — а не о тех, которые были после них и по допущению божию (носили) имена их,[99] — о высоте их сана, а вместе и о жизни их, совсем неудобно никому из людей — ни о словах их, ни о делах, неодобрительно о них отзываясь, чрез писание распространять дурное, если они в своей жизни что и сделали несовместимое (с их саном) и погрешительное; но только то, что относится к их славе, к чести и похвале, — только это одно следует объяснять и излагать в писаниях на память будущим ревнителям. Прежние писатели привыкли рассказывать о таких делах тщательно и осторожно и нас (этому) научали. А то, что в них было недостойно, — совмещать с прочим неудобно и не есть дело человеческой силы, потому что таких судить может один бог, который над всеми; тот знает о всех все, не только явное, но и сокровенное, открывая и тайные мысли, и какие в уме были намерения сотворить грех, и все советы сердечные он обнажит в день суда и выведет на свет; ибо он может каждого по его делам или наградить, или предать вечным мучениям; а о других и о тех, которые без благословения и незаконно наскакивали на царство, ясно, что для них будет отдельный от благих суд. Думаю, что и писатели, которые умолчат и не обличат их нечестие, одинаково с ними будут истязаться.

[1]. О смерти государя царевича Димитрия Ивановича в 99 (1591) году и о приходе крымского[100] (хана) под Москву, и как Борис Годунов с боярами, воеводами и войском в обозе[101] стоял против него; и как крымского хана бог победил, и он из-под Москвы побежал; и как Борис, взяв с собой бояр, ходил из обоза в Москву и мешкал в городе три дня, чтобы хан подальше ушел, а все войско дожидалось в обозе; и (как) спустя три дня, взяв все войско из обоза, ходил Борис из Москвы, сказав государю: гнался за царем (ханом) до Серпухова[102] и разбил (его). Тут же о пожаре за Неглинной, (устроенном) Борисовыми поджигателями. Все происходило в одно время, в том же 99 (1591) году, в одни недели и дни.

В то время, когда после семи тысяч шел 99 (1591) год[103] в самой благочестивой державе, и когда шел седьмой год от помазания на царство преблаженного Федора Ивановича, государя всей Руси, по попущению божию, три несчастия тогда вместе случились у нас к нашему искушению. Первое, — как бы убийственною рукою Ирода, неправедное заклание рабом незлобивого отрока царского племени. Второе зло — внезапный пожар от поджога, испепеливший большую часть всей столицы и дома богатых жителей, обильно наполненные всем необходимым, находящиеся на той стороне реки Неглинной.[104] Кто не знает, как угли всех домов, от страшного огня обратившиеся в пепел, были развеяны по воздуху? Это было задумано тем же (Борисом) и сделано по его повелению: он не побоялся бога сделать это в самый полдень, когда солнечная теплота жгла, как бы свыше помогая неудержимому яростному пламени, показывая (этим) злобу виновника пожара. Знающие рассказывают, что тогда от ярости огня многие рождающие (матери) вместе с младенцами сгорели, потому что это было сделано внезапно, во время полуденного сна, по-мучительски, чтобы из них ни один не спасся; поджигатели, посланные тем повелителем, везде в одно время в разных местах зажигали огонь, так что жившим тут не было возможности куда-либо убежать. Третье зло[105] — татарское нашествие самого пришедшего с востока нечестивого царя, осмелившегося дойти даже до внешних укреплений моего города, так что такой наглости никогда не бывало.

вернуться

99

А не иже по них богопустнех на то именех онех, т. е. тех, кто занял царский престол не по праву наследования, а лукавством и злодеяниями, как Борис Годунов, или ложью и дерзостью, как первый Лжедимитрий и другие самозванцы. Обличать их и говорить об их худых делах Тимофеев считает долгом и обязанностью правдивого писателя.

вернуться

100

О приходе Крымского (хана) под Москву - о набеге на Москву крымского хана Казы-Гирея в 1591 г.

вернуться

101

В обозе стоял. Обоз, иначе "гуляй-город", - дощатый подвижной городок, поставленный на колеса; в нем могли помещаться не только воины, но и оружие и пушки с необходимым для них военным снаряжением. Тимофеев приписывает мысль создания такого городка князю Михаилу Ивановичу Воротынскому и далее подробно описывает его устройство (см. лл. 65 и 66 "Временника").

вернуться

102

До Серпухова. Серпухов - город на р. Оке; в XIV в. входил в состав вотчинных земель великого князя московского Ивана Калиты. В 1374 г. внук Калиты Владимир Андреевич заложил здесь большую деревянную крепость. Серпухов как город, находящийся на южной окраине Московского княжества, входил в ряд городов передовой охранительной черты по р. Оке, защищавшей Москву от набегов татар.

вернуться

103

Иже по седьмой тысящи 99-летнее обхождение круга - 1591 г. н. э., см. прим. 14.

вернуться

104

Третье зло - Агарянско нахождение... с восток нечестивна царя - см. прим. 105.

вернуться

105

Внезапное пожжением запаление... иже обонпол Неглинны реки бывшее. В 1591 г. накануне праздника Троицы, когда царь Федор Иванович с боярами был в Троице-Сергиевом монастыре, в Москве начался большой пожар. В несколько часов сгорели улицы Арбатская, Никитская, Тверская, Петровская до Трубы, весь Белый город и за ним Посольский двор, Стрелецкая слобода и все дома, находившиеся за рекой Неглинной. Этот пожар Тимофеев ставит в вину Годунову, который будто бы хотел им отвлечь царя от решения ехать в Углич на похороны царевича Димитрия, а москвичей - заставить забыть о смерти царевича (см. о том же пожаре в Сказании Авраамия Палицына. Русская историческая библиотека, т. XIII, 1909, изд. 2).