[236] незадолго до этого присланного тогда царем в мои пределы, в кровавом убийстве, совершенном руками многих из моего народа, он внезапно и ужасно насильственно изверг свою душу, и все члены тела его вместе с одеждами и оружием были раздроблены на части. Вину его вслух всем людям объявил сам великий (Скопин-Шуйский), и весь народ громко воскликнул: да извергнется такой от земли и нет ему, говорили, части и удела в нашем владении. Они без милосердия сбросили его в воды быстро текущей реки на съедение бессловесным рыбам, так что он не удостоен был тогда и погребения. Было ли ему, незадолго до этого, при торопливой исповеди у отца духовного, от имеющего власть что-либо отпущено из сделанных им грехов и принял ли он как-либо „святыню" (причастие), — об этом, действительно ли так было, хорошо знают, кроме нас, те, которые тут находились. Однако смерть ему внезапно и сразу приключилась, как рабу, подобно Расстриге, за какое-то сверхъестественное его зло и по вине богопротивной свирепой злобы его, которая была больше всех известна одному его повелителю, поэтому и бог допустил ему (повелителю) совершить над ним здесь (это) страшное дело (убийство). Все награбленное им имущество, собранное в моих пределах ради суетного обогащения, как прах, было развеяно по воздуху, и не только (это), но и схороненное где-либо в различных местах; да и то, которое в царствующем городе в тайных местах было положено, не утаилось от царя благодаря посланным отсюда сообщениям. Такова кончина высокоумных и имеющих о себе высокое мнение гордецов: явно, что тем, которые надеются на себя, а не на бога, праведный суд (божий) не допускает делать то, что ими задумано, и его недремлющее око предупреждает задуманное, по писанию: "то, что готовит сердце его, слышит ухо божие"; у гордых нравом, которые замышляют нечто богопротивное, как и прежде, бог ломает рога величания и всячески препятствует самонадеянным в их коварстве. Некто дьяк ("самописчий"),[237] который тому вселукавому был некогда в делах непременным лукавым собеседником и (который был) подобен ему во всем, — он же, (этот дьяк), прикрывая свою лесть, искренно и тщательно постарался против него у имеющего власть и был немалым советником и подстрекателем на его убийство. Об этом (все) быстро узнали перед многими свидетелями, от самого повелителя убийства в тот же час, после возвращения великого (М. Скопина-Шуйского) с народом от (места) кровопролития, где-то в притворе церковном, который был домом его жительства. — Тайную его пищу тот (Скопин) явно при всех бросил (?) ему в лицо, когда (он, как) имеющий власть, быстро сообщил отсюда царю в срочных письмах через гонцов о смерти убитого. Очевидцы этого и сейчас еще не все умерли, хотя и находятся не в одном месте. И если он (дьяк Телепнев) и не убил того руками, то тайно (убил) его ложными доносами "великому" и движением языка и уст, ибо он был злонравен и злопамятен, хитер и самолюбив; по мнению некоторых, он и к убийству того (Скопина) был причастен.
вернуться
Братанича царева - царского племянника. Тимофеев говорит здесь о Михаиле Васильевиче Скопине-Шуйском, племяннике царя Василия Шуйского, посланном им воеводой в Новгород с наказом собирать там ратных людей и войти в соглашение с Швецией. Тимофеев считает, что расправа новгородцев с Михаилом Татищевым произошла по повелению Скопина-Шуйского. О Татищеве и Скопине-Шуйском см. прим. 242 и 264.
вернуться
Самописчий же некто - дьяк Ефим Телепнев, который в одно время с Михаилом Татищевым и дьяком Иваном Тимофеевым был в Новгороде и, по словам Тимофеева, был близок к Татищеву, а потом оклеветал его.