[II]. БЛАГОЧЕСТИВОЕ ЦАРСТВОВАНИЕ ПРОСЛАВИВШЕГОСЯ ПОСТОМ ГОСУДАРЯ ЦАРЯ И ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ ФЕДОРА ИВАНОВИЧА ВСЕЙ РУСИ
После первого брата остались два брата, — одного отца, но однако разных по плоти матерей, — они оба в одно время потеряли отца.[59] Старший из них, по толкованию, получил имя "божьего дара"[60] (Федора) и по данной ему благодати был весьма благочестив, преуспевая как телесным после отцов благородием, так и еще более душевным, потому что сохранил свою первоначальную (чистоту), подражая во всем добродетелям матери. После отца он остался уже в совершенном возрасте и еще при жизни отца сочетался браком с супругою,[61] а после смерти отца стал наследником всех царств родительского престола. После отца он без малого четырнадцать лет царствовал тихо и безмятежно, потому что во дни его правления земля не подвергалась нашествию врагов и пребывала в покое, в изобилии и в мире со всеми окружающими, как (Иудея) во дни Соломона, мирная, не знавшая войн с врагами, кроме внутренних народных волнений. При полном мира жительстве воины шлемы свои "расковали на орала и мечи на серпы", как пишется. Своими молитвами царь мой сохранил землю невредимой от вражеских козней. Он был по природе кроток, ко всем очень милостив и непорочен, и, подобно Иову,[62] на всех путях своих охранял себя от всякой злой вещи, более всего любя благочестие, церковное благолепие и, после священных иереев, монашеский чин и даже меньших во Христе братьев, ублажаемых в евангелии самим господом. Просто сказать, — он всего себя предал Христу и все время своего святого и преподобного царствования, не любя крови, как инок проводил в посте, в молитвах и мольбах с коленопреклонением — днем и ночью, всю жизнь изнуряя себя духовными подвигами. После предков он явился в благочестии великим и усердным почитателем икон, подражателем благочестивому житию юного царя Феодосия,[63] ревновал всем, кто управлял царством благочестиво, как второй Иоасаф Индийский:[64] тот в пустыне, а этот на царстве, тот на высоте монашеского подвига показывая венец царства, а этот, тайно внутри себя (в душе) совершая иноческие подвиги, скрытые диадемой. Монашество, соединенное с царством, не разделяясь, взаимно украшали друг друга; он рассуждал, что для будущей (жизни) одно имеет значение не меньше другого, (являясь) нераспрягаемой колесницей, возводящей к небесам. И то и другое было видимо только одним верным, которые были привязаны к нему любовью. Извне все легко могли видеть в нем царя, внутри же подвигами иночества он оказывался монахом; видом он был венценосцем, а своими стремлениями — монах, при чем второе не смешивалось (с первым) и не показывалось явно, и этого доброго стремления и любви к богу не могли остудить ни жизнь с супругою, ни высота самого царского престола, ни великое изобилие благ, связанных с самодержавием.
Одним словом, соединив все вместе, — и земное царство, и все удовольствия мира, — он все это решительно отверг и отряс с себя и всему предпочел бога, ревностно стараясь (подражать) святым, а все обольщение своей власти передал давно завидовавшему ему рабу,[65] который этого ожидал в течение многих лет в тайных движениях сердца, хотя для всех явно. — Насколько кто старается подняться на высоту, настолько и большее падение испытывает; так, все мы можем видеть небесную высоту, но не (все можем) ее достигнуть. Или свет солнечного луча здоровыми глазами мы воспринимаем, насколько кто может, но подняться к нему и взять этот светлый луч невозможно; да и видеть его могут не все, а насколько кому дано. Это также указывает на их горькое падение. Но время все тайное выводит на свет; в последующих словах будет рассказано о падении, которого он (оказался) достоин, — а здесь нужно подобающими словами закончить рассказ о "святопомазанном" царе Федоре.
У греков первым христианским царем был Константин,[66] а в великой России закончил (ряд законных царей) этот Федор Иванович, поистине благочестивый самодержец; он своею жизнью запечатал весь свой род, подобно тому как Иоанн, сын Захарии,[67] был печатью (т. е. последним) всех пророков. Если это и смело здесь сказано, и к тому не приложимо, но (это сказано) ради его великого благочестия. И если любящие упрекать начнут об этом спорить, во всем прочем мы не будем сопротивляться их воле, так как у писателя об этом не одно слово, но в этом сейчас нет нужды.
59
60
61
62
63
64
65
66
67