— Вот так-то, — успокоившись, сказал Кокрофт. — Со мной все было кончено. Одно мгновение, один неверный шаг и — вчера я был на вершине мира, а сегодня оказался в выгребной яме. И только потому, что принял участие в какой-то идиотской программе, которую все равно никто не смотрит. — Кокрофт снова вздохнул. Он часто вспоминал о своем провале, вновь и вновь переживая события почти тридцатилетней давности. — Вот таков я, Кокрофт, композитор и дирижер, некогда купавшийся в лучах славы. Кокрофт, любимец домохозяек, оскорбивший весь мусульманский мир.
Весь день в воздухе висела тяжелая, неподвижная духота. Кокрофту пришлось три раза менять пропитанную потом рубашку. К вечеру небо заволокло тучами, стал накрапывать дождик. Старик и Босниец поднялись и ушли в дом.
Тимолеон Вьета охотился на крыс, иногда ему удавалось поймать кролика или старого больного зайца, который не мог быстро бегать. По ночам он рылся в мусорных баках, стоящих на тротуарах возле мирно спящих домов. Пес подкрадывался, переворачивал бак и жадно хватал отбросы, стараясь съесть как можно больше, прежде чем из окна раздастся вопль разгневанного хозяина дома. Тогда он исчезал в темноте и превращался в невидимую тень, в бесплотное приведение, тихо скользящее по ночным улицам, — голова опущена, лапы полусогнуты, тощий живот почти касается земли. И все же он шел, шел домой — усталый, голодный и одинокий.
Аврора сидела на конце длинной деревянной скамейки и сосредоточенно читала толстенную книгу, которую она отыскала в местной библиотеке. Аврора успела добраться до трехсотой страницы, где рассказывалось о травмах позвоночника. Книга была издана девятнадцать лет назад, за два года до рождения девочки. Она знала, что многие сведения устарели, однако книга показалась ей интересной, и Аврора время от времени делала кое-какие пометки в блокноте. Она надеялась поступить в медицинскую школу.
На другом конце скамейки сидел мальчик. Аврора сразу узнала его. Они с бабушкой не раз говорили о тех преступлениях, которые, если верить слухам, совершил этот ужасный мальчик. Бабушка рассказывала, что у него были проблемы с полицией, но все прекрасно знали: на самом деле за мальчиком числятся гораздо более серьезные проступки, чем мелкие подростковые шалости, за которые он попадал в участок. Аврора и сама слышала истории об угнанных машинах, о крупных кражах, о хулиганских погромах и страшных драках, где не обошлось без его участия, — истории, которые ей совсем не хотелось рассказывать бабушке и которые она все равно рассказывала. «Он скользкий тип, — говорила бабушка, имея в виду его способность безнаказанно ускользнуть от правосудия. — Этот всегда сумеет выкрутиться и выйдет сухим из воды». Авроре было велено держаться от него подальше.
Мальчик наблюдал за домом на противоположной стороне улицы. Ему стало известно, что живущая там семья отправляется на похороны в Монтеверди. Он ждал их отъезда, собираясь ночью забраться в дом и прихватить все, что попадется под руку. На большую добычу он не рассчитывал: скорее всего, это будет видеомагнитофон, плеер, несколько дисков, ну и кое-какие драгоценности — мелочь, не представляющая особой ценности. Но все же дело казалось ему стоящим. Мальчик чувствовал вкус к таким вещам. Сборы затянулись: все три поколения семьи — родители, дети, бабушки и дедушки — сновали по дорожке между домом и машиной, перетаскивая и укладывая в багажник многочисленные сумки и коробки.
Он заметил, что сидящая на другом конце скамейки девочка протягивает ему вырванный из блокнота листок бумаги.
Он взял его, На листке было написано: «Который час?» Чуть подавшись вперед, он вытянул руку. Девочка взглянула на циферблат его часов. Мальчик снова откинулся на спинку скамейки и вернулся к своим наблюдениям за семьей, которая, до отказа забив багажник «фиата», начала методично заполнять тюками и узлами стоявший рядом небольшой фургон. Он слышал, что они едут на похороны ребенка, умершего от какой-то редкой болезни крови.
Уголком глаза он заметил, что соседка протягивает ему еще один клочок бумаги. Присутствие постороннего человека раздражало мальчика и отвлекало от наблюдения за домом. Он очень хотел, чтобы девочка оставила его в покое, а лучше всего, если она вообще уйдет. Мальчик нетерпеливо выдернул у нее из пальцев листок и прочитал: «Спасибо». Он небрежно пихнул записку в нагрудный карман рубашки.
Сборы закончились. Однако семья, вместо того чтобы сесть в машину и уже, наконец, отправиться в Монтеверди, где их ждет церемония прощания с телом ребенка, всей толпой вернулась к дому. Родственники дружно взялись закрывать ставни на окнах и замки на входной двери. Мальчику надоела бесконечная возня этих людей. Он достал из кармана клочок бумаги, на котором было написано «Спасибо», жестом попросил у девочки карандаш и, нацарапав на обороте крупными буквами: «Ты глухая», отдал ей листок. Он вспомнил, как однажды, года три-четыре назад, они с приятелями шли за девочкой по улице и выкрикивали ей вслед разные неприличные слова, прекрасно зная, что она не может их слышать.