— Барышня, барышня! — заволновался Репкин.
Но Леночка его не слушала. Она совершенно самостоятельно сообщала Луначарскому о состоянии здоровья и поведении его помощника.
— Ну вот, — сказала она, опять возвращаясь. — Он велел подчиняться мне. И Дуняше вы тоже должны подчиняться.
— А далече Дуняша? — спросил Репкин.
— Дуняша скоро придёт. Вы только ничего не говорите дедушке: Дуняша ушла на рынок менять вещи. Дедушка очень сердится, когда она меняет вещи.
Вернулась с рынка Евдокия Фроловна, и Репкин узнал всё подробно. Оказывается, он уже болеет целую неделю. И уже три раза был доктор.
— Барин своего доктора к тебе звал. Лёгкие ты застудил.
Разобрав кошёлку, Дуняша стала жаловаться:
— Ты подумай, на какую вещь, на скатерть, что выменяла?
Повертев во все стороны вяленую рыбину, Дуняша пошла на кухню варить из неё суп, а Леночка стала рассказывать обещанную сказку:
— Умер мельник. Старшему сыну досталась мельница, среднему — дом, а младшему — кот.
— Несправедливо, — сказал Репкин, — младшему одного кота дали.
Леночка засмеялась.
— Вы ещё ничего не знаете! Это был не простой кот. Слушайте дальше…
Гнедин
Музыка!..
Музыка затихла, послышались шаги. На пороге комнаты стоял Гнедин.
Был уже поздний вечер, в квартире погас свет. И в темноте Репкин задремал. Очнулся он, услыхав музыку. За стеной играл Гнедин. Перед Репкиным возникла околица их деревни, изба, где он жил с матерью, ветла, на которую он лазил, когда был мальчишкой. С ветлы была видна речка, за речкой бор, куда они с ребятами ходили по ягоды.
Репкин слушал, и музыка вела его по лесной дороге. Вот в чаще перекликаются птицы, потом зазвучала песня. И Репкин вспомнил Тимошку-шарманщика. Маленький, в нелепой кофте, взъерошенный, как воробей… Где он теперь?
— Как здоровье? — спросил Гнедин.
— Наделал я вам хлопот, Алексей Лаврентьевич…
— Не беспокойтесь. Вы никого в доме ничем не обременяете.
— Ну как же… — протестовал Репкин. — Доктора звали?
— Позвольте, а кого же я должен был пригласить? Когда человек болен, то зовут лекаря!.. Я вам не помешал?
— Что вы, Алексей Лаврентьевич! Садитесь, пожалуйста.
Гнедин поставил свечу на стол, а сам стал ходить по комнате большими шагами.
— Сегодня… — Гнедин остановился и произнёс строго и торжественно: — Сегодня был концерт. Мы играли Бетховена! (Гнединская тень на стене взмахнула руками.) Зал был полон, не было ни одного свободного места…
— Вот видите! — обрадовался Репкин.
— Но сидели в пальто и в шапках. — Гнедин устало опустил руки. — В шапках и в пальто, — повторил он.
— Что же делать, если не топят? — вздохнул Репкин.
— Скажите, — спросил Гнедин, — говорят, Ленин любит музыку? Мне говорил об этом человек, который знает его.
— А почему вы сомневаетесь?
Репкин сам видел и слушал Ленина не раз. И для него было ясно, что такой человек, как Владимир Ильич, не может не любить музыки. Но как это объяснить Гнедину?
И Репкин вспомнил:
— Алексей Лаврентьевич, я в Смольном был ночью на дежурстве. Гляжу, Владимир Ильич. Холодно — пальто на нём внакидку, в руках — шкатулочка. Спрашивает меня: «Можете открыть? Ключ потерял». Я говорю: «Пожалуйста» — и за штык. А Владимир Ильич поглядел на штык и говорит: «Это нужно сделать осторожно. Здесь письма моей матери».
— Письма матери… — повторил Гнедин.
— Материнские письма сберёг. Как же ему не понять музыки? Музыка — она для души, — сказал Репкин.
«Я его знаю»
Утром, спустя несколько дней, Репкин первый раз после болезни стал собираться на работу.
Когда он брился, пришла Леночка. Усевшись на табурет, она молча смотрела, как Репкин намыливает щёки и старательно скоблит их бритвой.
— Вам не больно? — спросила Леночка.
— Что вы, барышня!
Побрившись, Репкин разутюжил брюки и стал начищать пуговицы форменного кителя.
— Они золотые? — Леночка дотронулась до пуговицы.
Репкин увидел в её глазах слезинки.
— Дуняша говорит, что теперь вы пропадёте, не будете приходить домой…
Ещё вчера вечером Леночка рассказывала ему сказку про Снежную королеву, а сегодня?..
Репкин пытался её утешить:
— Я, барышня, премного вам благодарен и все сказки, какие вы мне рассказали, помню.
— А какая вам больше всего понравилась? — Леночка уже улыбалась.
— Какая? Про Кота в сапогах.