Шура идёт в цирк пешком. Трамваи нынче не ходят, идти далеко, а у Шуры на руках Фома.
— Ты, брат, тяжёлый, — говорит ему хозяин.
Фома закутан, чуть виднеется только его чёрный нос. Ему что — сидит себе, посиживает. А клоун Шура, добравшись до цирка, стал похож на снеговика. Совсем из сил выбился.
— Разрешите, я вас обмахну, — говорит швейцар Петрович, открывший ему дверь. — Ишь как вас облепило!..
Петрович помогает клоуну Шуре раздеться.
— Как добрались, Александр Иванович?
— На своих на двоих, — отвечает клоун Шура.
Он разворачивает одеяло, в которое укутан Фома.
Фома ворчит, ему не хочется вылезать из тепла.
— Не нежничай, видишь, мне тоже холодно, — говорит Шура.
Швейцар ставит перед клоуном Шурой на стол котелок.
— Вот, покушайте, пока горячий, — говорит он.
— Что это?
— Суп с пшеном, — отвечает торжественно Петрович. — Господам артистам теперь полагается. — И Петрович подаёт ложку.
— Чудесно! Конечно, поедим.
Клоун Шура без колпака и без грима совсем другой. Совсем не смешной. Он ест суп, подливает в блюдце Фоме.
Суп с пшеном. Одно название… И то хорошо. Хуже было, когда совсем ничего не было. Теперь в цирке новый комендант — товарищ Захаров. Его предшественник не выдержал: промучился неделю и ушёл на фронт. На прощание признался: «Боялся — рехнусь! Люди, звери… Ноев ковчег! И все голодные!..»
А Захаров — этот хозяйничает. Суп с пшеном — его завоевание.
— Кушайте, кушайте. — Швейцар смотрит на Фому и говорит подобострастно: — Великого ума животное. Дважды два — четыре. Три да два — пять! Великого ума!.. А косточка у него, Александр Иванович, уже старенькая.
— Ничего, мы ещё с ним поработаем. — Клоун Шура треплет Фому между ушей. — Поработаем, Фомушка?
А Фома виляет хвостом. Может, ещё дадут горячего супу?
— Тимми ещё не приходил? — спрашивает Александр Иванович.
— Здесь, — отвечает Петрович. И добавляет с явной неприязнью: — Охота вам, Александр Иванович, на всякую шантрапу тратить своё здоровье?
Александр Иванович отодвигает пустой котелок.
— Благодарю, — говорит он. И ещё раз повторяет: — Благодарю.
— Да вы не обижайтесь! Я так, к слову сказал, — говорит Петрович. — Вот господин Польди, тот…
— Прошу запомнить, — говорит тихо Александр Иванович, — господин Польди мне не указ. И я с господином Польди… — Александр Иванович, не договорив, берёт на руки Фому и идёт к двери своей гримёрной, рядом с которой слышится осторожный шорох.
— Чего осерчал? — недоумевает Петрович. — И было бы за что, а то из-за мальчишки, который лба перекрестить не умеет! Зря приваживает… — ворчит он, собирая со стола грязную посуду.
— Входи, Тимми, входи, — говорит Александр Иванович. — Где же ты вчера был?
— Мы с Карл Карлычем в бане были, — отвечает Тимоша. — Мы каждую пятницу в баню ходим.
Тимоша живёт с Польди в гостинице. Спит на пружинном диване. Тимошка на этом диване лишний раз повернуться боится, чтобы не разбудить Польди.
— А мы с Фомой давно не мылись. Фома! — зовёт Александр Иванович. — Хочешь в баню?
Тимошка смеётся.
Клоун Шура доволен. Редко смеётся этот мальчик.
Фома стоит на задних лапах и смотрит на Тимошу круглыми, как пуговки, глазами.
— Ап! — Тимоша ставит перед Фомой руки полукругом, и Фома, взмахнув хвостом, прыгает. — Ап! — Фома прыгает ещё раз и лает от удовольствия.
— Брависсимо! — говорит Александр Иванович. — Великолепно! Ай да артист!
— Можно? — спрашивает Тимошка.
— Можно, — отвечает Александр Иванович. — Открой шкафчик, она там.
Тимоша достаёт маленькую блестящую гармонику. Клоун Шура разрешает Тимошке на ней играть. Он даже посоветовал Польди учить Тимошу музыке.
— У мальчика удивительный слух. Музыка может украсить ваш номер, Польди, — сказал он.
— Можете думать, Шура, про свой номер, — ответил Польди, — и можете учить свой собака высшая математика, но я ваш совет совсем не нуждаюсь.
— Получается, — радуется Тимошка, играя на гармонике цирковую полечку. — Я оркестр слушал.
— Безусловно, получается, — говорит Шура. — Для тебя, Тимми, в этом нет никакой премудрости. Попробуй-ка повторить вот это! — И клоун Шура наигрывает незнакомый Тимошке мотив: — Ля-ля-ля-ля! Хорошо!.. Так, так, — одобряет он, когда счастливый Тимоша берёт заключительную ноту.
В дверь стучат. Опять появляется швейцар Петрович.
— Прошу прощенья, — говорит он, не глядя на Тимошку. — Господин Польди приехали, слезают с извозчика.