— Пожалуй, время… Спокойной ночи.
— До утра, а там видно будет.
Тягуче скрипнули пружины; Шутов с минуту поворочался и затих. Тимур еще некоторое время лежал с открытыми глазами и смотрел в мутноватый потолок с буровато-серым подтеком в углу. Сначала подтек был, как и полагалось ему, неподвижен, но вскоре он шевельнулся и оказалось, что то вовсе не подтек, а физиономия Домогалова. Вот и маленькие глазки глуповато сморгнули, а сероватые губы растянулись в нехорошей улыбочке: «А в каком складе ОВС выдают такие качественные регланы?» Вздрогнув, протер веки:
— Фу, дьявол! — И покосился на Шутова: «Спит… Хорошо, что не услышал… Надо же, привиделся кто! Не знаю, трус он или нет, а что дурак дураком — бесспорно: реглан-то самый обыкновенный, стандартный, как у всех! Новый только — вот и все его качество…»
Еще, засыпая, он подумал о человеке, что лежал на соседней койке и ровно дышал. Как-то радостно было осознавать, что судьба тебе послала такого замечательного ведущего — сибиряка Ивана Шутова, обстрелянного фронтовика и душевного товарища.
Новые самолеты Як-1 появились над подмосковным аэродромом под Новый год. Их перегоняли прямо с завода для передачи только 161-му истребительному авиаполку, хотя поблизости находились и другие авиационные части, тоже с нетерпением ожидавшие пополнения и обновления своих авиапарков.
Бело-голубые, прекрасной формы, новенькие машины садились на расчищенную от снега бетонку и расторопно бежали к пустующим, давно приготовленным для их встречи капонирам.
Майор Московец шел праздничным шагом, оглядывая каждый самолет подобревшими глазами, приятельски подмигивал приемщикам, остановился, потрогал жесткий каучук колеса и выколупнул ногтем из четкого фигурного углубления спрессованный при пробежке снежный леденец. Заметив идущего навстречу Кулакова, отстрельнул ледышку резким щелчком и еще издали бросил ему:
— Что скажешь, Паша, ну? Красавцы?!
— Красавцы, Пимен Корнеич, и главное — сколько их! Всех «безлошадных» обеспечим!..
А по студеной бетонке в это время бежала темно-синяя эмка и, притормаживая, отыскивала своего хозяина. У дальнего капонира остановилась — выскочил адъютант и, придерживая болтавшуюся на ремешке планшетку, подбежал к командиру полка.
— Что случилось? — теряя оживление и суровея лицом, спросил Московец.
— Важнейшая шифровка, товарищ майор. Начштаба в вашем кабинете… Ждет. Говорит, срочно…
Да, не зря 161-й истребительный авиаполк, входивший в Московскую зону ПВО, на исходе декабря был щедро пополнен истребителями Як-1. Шифровка оказалась и впрямь срочная и важная. Приказом Ставки весь состав полка с боевой техникой и вооружением передавался в распоряжение командующего авиацией Северо-Западного фронта.
Московец со своим штабом стоял у развернутой на столе карты и, очерчивая красным карандашом населенные пункты, пояснял:
— Наши новые хозяева: штаб Северо-Западного фронта — Валдай, штаб пятьдесят седьмой смешанной авиадивизии — Крестцы, там же на аэродроме КП командующего авиацией фронта и наше базирование. Прошу также пометить на картах временный полевой аэродром Мигалово. Нашли? Там кратковременная посадка на дозаправку. И еще. Для возможных при дальнейшем перелете вынужденных посадок промежуточный временный полевой аэродром Выползово… Вылет передовой оперативной группы — первого января.
В гимнастический зал вбежал Шутов и крикнул:
— Тимур!
Тот крутился на допинге.
— Ваня… еще… не выполнил… норму! — отозвался Тимур.
Шутов широко расставил ноги, сунул кулаки в бока и натужно забасил на весь зал, на новый лад переиначивая стихи Маяковского:
— А ну-ка, слышишь, Солнце, слазь! Метать довольно петли! — И выдержав паузу, торжественно добавил: — Полк получил новые «яки»! Они уже на нашем аэродроме! Твоя «безлошадная» доля кончилась: на один из них ты назначен командиром экипажа!
— Иван… не разыгрываешь?! — Но тут же понял: правда! Рванулся всем телом, описал «полусолнце» и, сдерживая раскачку, высвободился из пут, подбежал к своему ведущему, разгоряченный и взволнованный: — Иван!
Шутов, демонстрируя строевую выправку, подтянулся и все тем же торжественным голосом объявил:
— Лейтенант Фрунзе, приведите себя в порядок, остыньте как следует, замените ваши форсистые сапожки на унты и следуйте за мной на аэродром. Представлю вас вашему экипажу.
Минут через двадцать вышли из авиагородка. Оба рослые, статные, однако у одного шаг был спокойный, основательный, а у другого — легкий, порывистый, неудержимый.
Предъявив пропуска, прошли на аэродром и тут-то оба не утерпели — от проходной зашагали размашисто, словно припаздывали куда-то к назначенному сроку.
У капониров все еще сновали механики, мотористы, оружейники, техники. Одни подтаскивали тяжелые баллоны со сжатым воздухом, другие натягивали на моторы ватные чехлы, третьи… В числе третьих были двое в черных технарских стеганках и замасленных чесанках; выжидательно поглядывая на приближающихся летчиков, они более или менее старательно охорашивали свою неуклюжую униформу.
— Та бравая пара — твой экипаж, — бросил на ходу Шутов и, подойдя к ним, представил своего ведомого: — Товарищи старшие сержанты, знакомьтесь с новым командиром экипажа — лейтенант Фрунзе Тимур Михайлович.
Пропахшие насквозь тавотом, маслом и бензином аэродромные трудяги подтянулись еще старательнее, и Тимур, приветливый, пышущий здоровьем и молодостью, шагнул к ним — словно все еще опасался: а вдруг его первый экипаж неожиданно исчезнет? — и каждому протянул сильную руку. Они старательно пожали ее, отметив про себя разительное несоответствие между тонкими, мягкими чертами лица лейтенанта и его крупной кистью с бугорками стойких мозолей. Отвечая на рукопожатие, каждый представился:
— Механик старший сержант Менков!
— Моторист старший сержант Аверченко!
Шутов прихлопнул перчатками и почти пропел:
— Вот и сорганизовался экипаж машины боевой! — И следом серьезно: — Товарищ Менков, на завтра подготовьте ваш «як» к вылету, вместо колес поставьте лыжи — облетаем с лейтенантом район аэродрома.
— Есть!
На следующий день, однако, взлететь на своем «яке» Тимуру не пришлось: в час, назначенный для облета, его срочно вызвали в штаб полка…
Вернулся в помещение 1-й эскадрильи бледный, нервно покусывая губы. В коридоре пустынно — все на аэродроме, у своих самолетов. Подготовка к перебазированию идет полным ходом. Тимур решительно постучал в дверь канцелярии и узнал голос комиссара:
— Входите, входите!
Войдя, сразу начал, как ему думалось, с главного — попросил разрешения отлучиться в Москву хотя бы на одни сутки.
— Для меня это, товарищ комиссар, очень важно, — добавил он срывающимся голосом.
Уловив в выражении лица молодого летчика разительную перемену, Дмитриев спросил:
— Что с вами? Здоровы ли?
— Я-то… здоров. Но почему… и по чьему ходатайству меня без веских оснований переводят в другой полк?
— А, вот вы о чем, — согласно кивнул Дмитриев, давая понять, что он в курсе. — И это вас так взволновало? А насчет «по чьему» — распоряжение вышестоящих инстанций. Разве вам не объявили об этом?
— Объявили… Дежурный по штабу объявил. Но он не может, говорит… не имеет права отпустить меня в Москву. А все начальство отсутствует.
Дмитриев прошелся от стола к окну и обратно, побарабанил тонкими пальцами по настольному стеклу.
— А зачем вам так срочно понадобилось в Москву? Может, вы полагаете, сможете изменить решений вышестоящих инстанций?
— Даже уверен в этом. Ведь я обо всем уже узнал: весь наш полк передают другому фронту, а по существу только мне… мне одному выражают недоверие… Да-да, не доверяют перегонку «яка» мне, его законному со вчерашнего дня хозяину. Это справедливо?
Дмитриев опять прошелся взад-вперед и напрямик сказал:
— Да-а… сегодня вы не дождетесь не только полкового, но и нашего, эскадрильного, начальства — заняты важным делом.
— Но вы же тоже начальство… Товарищ комиссар, хотя бы на одни сутки!