- Ликбез прошел? (Точка.)
- Конечно. (Тире.)
- Это хорошо! Сегодня будет кое-что похлеще. Миф в действии! (Восклицательный знак.)
О вчерашнем ни слова. Что ж, тебе не надо, а мне тем более нарываться не стоит. Я гляжу на эту живую азбуку Морзе и начинаю понимать, что он действительно Сын Луны. Ледяное дитя морга. Среди кругломордого, бритоголового народа эта русоволосая льдина производит охлаждающее действие. Компресс!
Мы садимся на своих коней и в одиночестве плывем навстречу Солнцу и зеленому прибою, легко разбивающемуся в ногах наших неутомимых лошадок. Через час впереди темным плывущим пузырем замелькал какой-то бугор. Но потребовалось еще много времени, чтобы он превратился в мощный корявый крейсер. Черный, как террикон.
- Это она, Большая Черная Мать, - обернулся ко мне ангел. - Главный идол степи!
В безмолвии мы проезжаем остаток пути и спешиваемся у самого подножия идола. Курган неправильной формы вблизи до неприличия огромен. Это холм черной земли, обложенный по краям все теми же гигантскими валунами. Камни мокры от росы и блестящим черным ожерельем украшают тело идола. Четки!
- Почему не растет трава? - удивляюсь я.
- Жрецы выпалывают.
- Ясно!
По тропинке мы взбираемся по склону вверх, проходим лощину и выползаем на вершину, представляющую из себя большой бугор с двумя круглыми площадками, огороженными невысоким частоколом из бревен.
- Оглянись кругом! - требует ангел.
Я оглядываюсь. Высота - метров двадцать. Видимость прекрасная. Справа гибкая река, уходящая к горизонту. Она огибает подножие идола, целует его и, закрыв глаза, бросается на юг. Сам холм имеет сложную форму и что-то смутно мне напоминает.
- На что похоже сие изделие? - заметив мои колебания, улыбаясь, спрашивает ангел.
"Боже, твоя воля! Да это женщина!" - изумляюсь я.
Большая грузная особь женского пола, лежащая на спине. Вон виднеется мощная грудь, большой выпуклый живот с ямой пупка, желтый лобок и толстые, чуть подогнутые ноги.
"Ну дают! - восхищаюсь я. - Вот так скульптура! Степная пирамида!"
- Сколько же они ваяли этот шедевр?
- Три года, - с гордостью отвечает ангел.
Я с интересом всматриваюсь в него. "А ты гордец, дядя. Вон как доволен этим мастодонтом. Конечно, это не просто - заставить целый народ три года таскать землю. Но гордость, гордость! Что это? Тщеславие? Вряд ли. Скорее от одиночества. Тебе бедному не с кем даже поговорить. Обсудить созданное. Здесь ты небожитель. Иной! И вот появляется человек из другого мира, где многое могут и многое знают, и его удивление тебе приятно".
- Колоссально! - восхищаюсь я. - Это настоящее! Сильно сказано! На такое способен только великий народ, движимый великой идеей.
Ангел тает.
- Пойдем дальше, - ласково приглашает он.
И я иду - смотреть и восхищаться. Эта странная пирамида того стоит. Мы восходим на живот и, миновав яму пупка, останавливаемся на спуске. Хорошо виден лобок. Это холм добела выжженного речного песка, обложенный небольшими разноцветными камнями. Клумба. Песочница на детской площадке. "Здесь у них главные игры, - догадываюсь я. - Не зря песочек насыпали". Площадка приличных размеров, да и сам идол - метров двести. Льноволосый сбегает на лобок, хрустя песком.
- Здесь, - топает он ногой, - все и происходит. Выкладывается из дров луна, зажигается, и происходит весь обряд. Ночью. Холм расположен с севера на юг. В великое равноденствие солнце днем, а луна ночью точно стоят над этим местом. Все рассчитано.
- А почему земля черная? Ведь в степи она бурая.
- Ил из реки, - охотно поясняет лектор.
- Ясно! А почему, - не отстаю я, - жрецы живут вечно? Эти воблы сушеные, без капли живой крови, они тоже из вашей братии?
Ангел хмурится.
- Нет, они из южных народов. Культ отчасти взят у них. Жрецов берут на определенное время из определенных семей, туда же их возвращают, когда жрец состарится или заболеет.
- Значит, степь понимает тленное и вечное, божественное и людское, подытоживаю я.
- Конечно, - кивает Сын Луны. - Вся обрядность направлена на постижение этих основополагающих истин.
- Но ведь это дремучее язычество! - возмущаюсь я. - Как ты, христианин, поддерживаешь его в таких необычных размерах?
- Я не христианский служитель, - морщится ангел, - и христианство - не последняя истина. В мире я представляю замыслы первопричинного, а не ваших пророков. Тем более не идеи враждующих друг с другом церквей. Местным людям еще долго до единобожия. У них примитивная социальная сфера, небольшое население и много земли. Ремесла и торговля в зачаточном состоянии. Вот наплодятся, уплотнятся, усложнят социальную инфраструктуру, тогда сами заговорят об единобожии. Это нормально! - видя мою реакцию, успокаивает ангел.
- А Большая Черная Мать к чему?
- Как всегда! Женское начало в природе - рожать! Быть при родах! Плодиться - значит, жить и богатеть. Ей молятся при рождении детей, скота, просят хорошей погоды. Она заступница, кормилица, носительница человеков на теле своем. И она, конечно, светлая часть суток, олицетворяющая плодородие, жизнь.
- А луна - смерть, - понимаю я. - Тьма и свет. Теплое и холодное. Радостное и жуткое. Плодородие и распад.
- Да, это так, - спокойно отвечает жрец. - Вижу, ликбез пошел тебе на пользу.
- Хорошо, - продолжаю я, - с народом все понятно. Ему нужен урок Смерти!
- Конечно, - охотно поддерживает меня пророк. - Только кровь останавливает бессмысленные убийства. Отвращение к ней делает человека способным к социальным преобразованиям. Он начинает терпеть других. Повышается ценность жизни.
- А при чем тут дети? - вставляю я палку в радужные колеса.
- Ха! - зыркает на меня пророк. - Еще скажи: а при чем тут огонь? Сжигают, - он показывает на могучий лобок богини, - приносят в жертву ее детей, а не наших. Все мы ее дети!
- Так уж все! - ехидно замечаю я. - Помимо людей, есть еще множество плодов земли. Так почему не ограничиться ими?
- Ну ты даешь! - снисходительно усмехается пророк. - Чтоб вы да поверили в какие-то корешки и кусочки, будто они могут удовлетворить богов? Очнись! Только содрогнувшись, человек задумается. И жертва его - дань его глубине.
Он умолкает. Впервые я вижу эти ясные глаза озабоченными. Неужели местные его достали?
- Что, не хотят ходить строем? - интересуюсь я.
Ангел не шевелится. "Чтоб сбить нас в кучу, надо хорошенько напугать каждого. А к этому надо иметь талант. Пугало ты, пугало, к тому же не ведаешь, что творишь", - грущу я. Льноволосый поворачивается и пристально смотрит на меня.
- Остановись, - поднимает он правую руку, - прекратим на этом. Лучшего окончания разговора нам не придумать.
И мы замолкаем, но зубы дракона уже посеяны.
- Ребенка нельзя! Он нить, - трепещет все во мне. - Он единственное наше оправдание на земле. И его в огонь?
- Не нравится? Что же делать, если вы таковы? По-другому к вам не пробиться.
- Почему восстали ангелы? - тихо, не обращаясь ни к кому, говорю я.
Он запинается:
- Что?
- Почему восстали ангелы? - громко повторяю я.
- Зачем тебе это? - Ледяное шило впивается в меня.
"Ого, его, кажется, разобрало!" - с удовольствием отмечаю я.
- Не хочешь отвечать, или мне самому тебе это рассказать?
- Ответь, если можешь, - кривит губы и отходит от меня Сын Луны. Он стоит у спуска, спокойно сложив руки на груди. Ждет.
Я тяну паузу и начинаю:
- Вы - мыслящая субстанция, высшая, которая только есть в мире. Но вы ничего не чувствуете. Понятно вам лишь то, что можно объяснить логически. Так?
- Продолжай, - спокойно отвечает Льноволосый.
- А раз так, то вы не должны, не обязаны и просто не способны понимать наши чувства, наши эмоции и наши поступки. По сути, вы не понимаете принципа, по которому Бог создал нас, и, значит, не понимаете самого Бога в этом акте творения.