Мой камешек забрал с собой в дорогу наши любопытные взгляды и исчез в яме. Нам слышно, как он ударился обо что-то железное. Камешек упал в мусорную яму, куда все наши деревенские выбрасывают всякий хлам. Там валяются худые ведра, заржавевшие кофейники, разбитые бидоны, проволока… И на всех этих кофейниках, бидонах, ведрах отпечатки тех рук, что когда-то ставили кофейники на огонь; тех кухонь, из которых они попали на свалку. Сюда же со временем сволокли и всю рухлядь, оставшуюся после войны: обгоревшие машины, патронные ящики, стаканы орудийных снарядов… Здесь как-то и сама смерть побывала: она подстерегала ребячьи руки. Однажды раздался треск, сверкнул огонь, и смерть выплюнула маленькие любопытные руки, искромсав их в куски. С опаской я подхожу к этой страшной яме. Пуговка пытается меня удержать. Стефани и Зепп тоже не хотят делить со мной мое счастье.
Чуть покачиваясь, из ямы медленно поднимается ржавая каска. Под каской кто-то ругается. По голосу мы узнаем Фрица Кимпеля. Проклятья так и сыплются на нас. К ногам Стефани падает булыжник и, подпрыгнув, откатывается.
— Хорошо еще, что я каску надел, а то бы мне несдобровать! Дурьи вы головы, чуть охотника не убили! — скандалит Фриц, размахивая кривой железной трубой — обломком ржавой кровати.
Это и есть ружье, которым он собирался застрелить волка. Вдруг Фриц спотыкается о кочку, каска съезжает на подбородок, сам охотник падает, каска слетает с головы и откатывается в сторону. Мы все давимся от смеха, а Стефани прыгает от волнения на одной ножке.
— Это вы всё виноваты! — орет Фриц, поднимаясь. — Где волк? Сейчас я его убью!
Пуговка настораживается.
— Плохой был бы из меня волк, если бы я сидел и ждал, покуда охотник за ружьем сбегает, — говорит он.
— Я сказал — ты волк, тебе волком и быть. Сейчас я тебе покажу, какое у меня ружье!
Фриц наступает на Пуговку, но Зепп становится между ними. Он осторожно поглаживает свои карманы, приговаривая:
— А я фазаньи яйца нашел!
Фриц опускает свое кривое ружье:
— Сколько?
— Девять. Мне их камень счастья нашел.
— Вот дрянь какая!
— Это ты про кого?
— Про фазаниху. Я все лето ее гнездо искал. А она меня за нос водила. Бросится под ноги, а как только хочу ее схватить — фррр! — и нет ее. Так я ее яиц и не нашел… Девять, говоришь? Покажи… Вот здорово! Будем играть в спекулянтов.
И мы играем в спекулянтов. Фриц распределяет роли.
— Я буду спекулянт, — говорит он.
Зепп должен изображать шофера, а мы со Стефани — крестьян. Зепп очень неохотно передает нам фазаньи яйца.
Пуговка вдруг заявляет:
— А я буду полицейским. Во как!
— Жандарм это называется, — поправляет его Фриц. — И не валяй так дурака, как когда волком был.
— Заладил тоже: жандарм да жандарм! Как старый дед! Полицейский я, народный полицейский!
— Нет, жандарм! Так лучше, — говорит Фриц и повязывает себе носовой платок вокруг шеи. Это у него стоячий воротничок, как у спекулянтов яйцами.
— Будто ты и вправду знаешь, что жандарм — это лучше! — И Пуговка подпоясывается куском проволоки. Это у него ремень народного полицейского.
— Отец говорит, с жандармом всегда можно было договориться. А про народного полицейского он сказал, что лучше выпить на его поминках, чем плясать на его свадьбе.
— Нет уж, если я поймаю спекулянта, со мной не договоришься. Я — народный полицейский!
— Правильно, правильно! — кричит Стефани и снова скачет на одной ножке.
Пуговке приказано спрятаться в песчаной яме, пока Фриц будет готовить яйца для продажи.
— Станешь подслушивать — булыжником в тебя запущу! Так и знай!
Вот какой у нас Фриц строгий!
Пуговка скатывается в яму, а Зеппу велено следить, чтобы тот не подслушивал, когда пойдет торговля яйцами. Фриц притаскивает ящик из-под патронов. Это машина. И еще он приволакивает старую канистру. В ней булькает дождевая вода. Стефани выкладывает камешками квадрат. Это «наш дом». Фазаньи яйца аккуратно сложены в кладовой «нашего дома» на подстилке из травы. Зепп и Фриц подражают рокоту мотора. Подъехав к «нашему дому», они дают протяжный гудок.
— Сперва пусть хозяин выходит, — распоряжается Фриц. — И сначала он не знает, несутся у него куры или нет еще.
Раз я хозяин, то я и выхожу из «дому».
— Хороша погодка нынче, — говорит Фриц.
— Что, у вашей тележки горючее кончилось или как? — спрашиваю я. — К сожалению, ничем помочь не могу. Не знаю, несутся уже наши куры или нет.
— Все не так! — кричит Фриц и останавливает игру. — Что это еще за «тележка»? Это шикарная машина, настоящий «Мерседес». А что куры не несутся, ты должен говорить, когда я тебя спрошу. Понял?
Начинаем игру сначала. Кряхтя, Фриц еще раз вылезает из своей машины. Зепп делает вид, будто он открывает перед ним дверцу. Выпятив живот, Фриц, переваливаясь, наступает на меня.
— У вас прекрасный «Мерседес», — говорю я. — А про кур я ничего вам не скажу, пока вы меня об этом не спросите.
Фриц опять недоволен. Он качает головой, потом вдруг нагибается, хватает камень и со злостью бросает в Пуговку:
— Подслушивает, гад!
Голова Пуговки молниеносно исчезает в яме. Фриц снова выпячивает живот и начинает вести разговор приличного городского господина:
— Ах, простите, пожалуйста! У нас, видите ли, кончилась вода в радиаторе. Не могли бы вы нам помочь кружкой-другой?
А я ему в ответ:
— Надо спросить старуху. Не знаю, есть в колодце вода или нет.
Фриц хмурит лоб. Кажется, я опять не так ответил. Он говорит:
— У вас ведь, наверно, найдется в доме ведро с водой?
— А вы сами пойдите и наберите воды в колодце, — пищит Стефани. — Подумаешь, какой важный!
— О, ради вас — охотно, хозяюшка! — отвечает ей спекулянт и кивком подзывает шофера: — Вильгельм, принесите, пожалуйста, канистру воды.
Тем временем Фрицу приходится еще раз нагнуться, подобрать камень и бросить его в Пуговку. Камень он берет из стены «нашего дома».
— Нечего вам тут стены ломать, грубиян какой! — говорит ему Стефани.
— Подозрительный у вас тут народец, — важничает спекулянт. — Не поднимайте шума — мы ведь вам очень хорошо заплатим.
Шофер ставит канистру в «нашем доме» на пол. Стефани разыгрывает из себя хозяйку. Она расплетает и снова заплетает свои косички.
— У вас еще вон сколько воды в канистре! Вот вы ее и возьмите, — говорю я спекулянту.
Фриц опять сердится:
— Ты должен отвечать, только если я тебя спрашиваю!
Когда он ругает меня, живот у него вваливается. Но вот он вытаскивает из кармана две палочки и снова надувает свой живот. Палочки — это сигары. Мне он тоже дает закурить.
— Вы, случаем, не продаете кур, которые еще из скорлупы не вылупились? — спрашивает спекулянт и выпускает изо рта воображаемую струю дыма.
— Не знаю, есть ли у нас куры.
Живот у Фрица сразу вваливается, и он кричит на меня:
— Вот дурак! Да я ж тебя теперь про яйца спрашиваю!
— А, вон оно что! Так это жену сперва спросить надо.
— Да-да! Пожалуйста, скажите, где мне ее найти?
— Да вон она сидит. Вы что, тоже туго соображаете?
— Милостивая государыня, — начинает плести Фриц, — для меня большая честь вести переговоры непосредственно с вами. Знаете, с женщинами как-то всегда быстрей можно договориться. Нет ли у вас лишних яиц? Я вам хорошо заплачу. У меня прекрасные связи в самом Шенеберге.[2]
Стефани закинула свои косички за спину. На руке у нее колечко, сплетенное из дикой гвоздики. Цветочек — драгоценный камень в кольце. Приложив ручку с растопыренными пальцами к груди, она говорит:
— Нахал! Смотрите, какое он себе брюхо отрастил! Да у нас переселенцы в деревне, им тоже яйца нужны…
Но Фриц недоволен Стефани.
— Ты, конечно, можешь так говорить, — перебивает он ее, — но потом ты все-таки должна продать мне яйца. А то как же я покажу вам, куда их надо прятать, чтобы жандарм не нашел!