— А у нас они лошадей крадут, прямо из хлева, понял? — снова кричит дедушка человеку в ящике.
«А теперь проверьте ваши часы. С ударом гонга будет ровно двадцать три часа четырнадцать минут».
— Чтоб тебя! — крякает дедушка и больше не обращает внимания на человека в ящике.
Ругаясь, он заходит к нам в горницу. И бабушка и я — оба мы прячемся, точно куры, когда ястреб залетает на птичий двор.
Глава двенадцатая
Вол каретника, мыча, заходит к нам во двор. За ним волочится жатка Крестьянской взаимопомощи. Каретник, видно, торопится и говорит:
— Людей вы вчера тоже не выставили — стало быть, сами с волом управляйтесь, а я пойду.
Он поправляет свою синюю каретницкую шапку и, семеня короткими ножками, уходит. Вол стоит посреди двора и не знает, что с ним будут делать. Глубоко вздохнув, он улавливает запах дикого винограда, который растет у нас на стене, и, волоча за собой громыхающую жатку, плетется к темно-зеленой листве. Солдат успевает схватить вола за ярмо.
— Тпрр! Стой! Тпрр! — кричит он.
Дедушка высовывается из окна.
— Моего коня не сметь запрягать рядом с этим бегемотом! Кимпель нам свою машину дает! — орет он.
Наш солдат больше не держит вола, он чем-то занялся в курятнике. Пусть вол обдирает виноград. Показывается фрау Клари.
— Вот и готово все, — говорит она и весело кивает мне.
Это она о рубахе и штанах Зеппа. Волу фрау Клари, проходя, бросает охапку сена под мокрую, слюнявую морду. Вол быстро заглатывает сено. Ни травинки не остается на земле. В животе у вола что-то бурчит. Это он обратно достает проглоченное сено и снова начинает его пережевывать. Так он наконец находит себе занятие и совсем не обращает внимания на пролетающих мимо голубей, разве что иной раз устало подмигнет им.
Проходит часа два. Жатки Кимпеля что-то не видно. Мне велят сбегать к Лысому черту. Там машины тоже нет.
— Намудрил хозяин, — ворчит старый Густав в хлеву. — Разве можно в такое время машину отдавать! У нас у самих еще три полосы овса не сжато. Небось пьян был, вот и наобещал!
Дома дедушка проклинает свою дружбу с Кимпелем.
На нашем поле теперь тоже стрекочет жатка Крестьянской взаимопомощи. Солдат то и дело погоняет вола, чтобы тот не отставал от Дразнилы. Жатке ничего не стоит проглотить целый морген спелой ржи. Жить нам становится легче. Бабушка может оставаться дома. Фрау Клари отбирает плохо связанные жаткой снопы и помогает мне стаскивать их в одно место. В полдень, когда мы устанавливаем куклы, солдат тоже работает с нами. Он рад, потому что, когда мы связываем куклы, он может погладить фрау Клари по руке. А я совсем не рад. Я им еще припомню! Фрау Клари прикладывает верхнее прясло, а наш солдат не принимает его: ему хочется опять погладить ее руку.
Я кричу:
— Смотри, смотри, фрау Клари, он тебя сейчас опять схватит за руку!
Фрау Клари краснеет, а наш солдат начинает свистеть сквозь зубы.
Дедушка ушел закашивать другую нашу полосу. Ему невмоготу видеть своего коня в одной упряжи с волом. Перед уходом дедушка проворчал:
— Мы не погонщики волов! Курам на смех такая упряжь. Рогатого бегемота с конем запрягли! Тьфу ты, пропасть!
После полудня мы возим рожь на гумно. Жатка отправляется к другим хозяевам, а вола нам оставляют, чтобы мы могли поскорей свезти снопы. Дедушка, конечно, отказывается править такой упряжкой и шагает поодаль от высоко нагруженной фуры, будто он и не наш дедушка вовсе. Срам, да и только!
На гумне дедушка вилами снимает снопы с фуры. Я принимаю. Фрау Клари и наш солдат складывают снопы. Все мы потные и кряхтим от натуги. Кто-то дергает за цепочку дышла. Это Фриц.
— Поглядите-ка, наш Фрицик! — говорит дедушка так ласково, как он только может. — Жаточка небось вам еще самим нужна?
— Не знаю я.
— А папочка твой здоров ли?
— Только к обеду выздоровел.
— В балансе оно что получается? Болезнь — как гость из города: всегда нагрянет, когда ее не ждешь. Не договоришься с ней никак. Ты что, с нашим Тинко поиграть пришел?
— Гм! — буркает в ответ Фриц и чешет себе палец на ноге.
Вот я и освободился! Дедушка сам меня отпустил. Вон оно как у нас!
— К вам они тоже приходили с замазанными рубахами? — спрашивает меня Фриц.
— Да, и со штанами тоже.
К Кимпелю приходил большой Белый Клаушке. Лысый черт только посмеялся над вымазанными штанами маленького Белого Клаушке. Большой Белый Клаушке разъярился. Прямо на кухне, при всех батрачках, он стащил со своего сынишки штаны и рубаху и бросил их на котел с картошкой. Тогда Лысый черт приказал старой Берте подобрать для маленького Белого Клаушке старые штаны и рубаху Фрица. Большой Белый Клаушке с таким обменом не согласился. Он потребовал от Лысого черта новые штаны и рубаху или же денег на новые штаны и рубаху. Лысый черт только захихикал в ответ и сразу полез в карман за деньгами. Маленький Белый Клаушке хотел было снова надеть замазанные штаны и рубаху, но Лысый черт не разрешил. «Я купил эти тряпки», — сказал он Клаушке. Так барахлишко маленького Белого Клаушке и осталось у Кимпелей. Маленький Клаушке захныкал. Тогда большой Белый Клаушке потащил его во двор и хотел было с ним и на улицу так идти. Пусть, мол, все на свете знают, какой подлый тип этот Лысый черт! Но тут старая Берта не выдержала. Она вынесла свой дерюжный фартук, и маленький Белый Клаушке обмотал его вокруг себя. Так отец и сын Клаушке и прошли по всей деревне. Говорят, это дело скоро будут разбирать на правлении.
— А ты бы вышел так, голышом, на улицу? — спрашивает меня Фриц.
Я не знаю, что сказать.
Мы прогуливаемся по деревне.
— Знаешь, я думаю, нас Шепелявая околдовала, — говорит Фриц. — Они всё еще дразнятся и кричат: «Свинопасы».
— Шепелявая не умеет колдовать, Фриц.
— А ты откуда знаешь?
— У нее в доме нет бесовского помета. Она сама говорила.
— Зато у нее заколдованная коза в сарае стоит.
Маленький Кубашк, чуть приоткрыв ворота, подзывает нас к себе. В щелку он просовывает нам груши. Хорошие, желтые такие. Фриц запихивает себе сразу три в рот и, как вол каретника, понемногу их прожевывает. Вот если бы все ребята были такими, как маленький Кубашк!
Зепп-Чех, например… Он все еще похож на маленького трубочиста и, конечно, всегда горланит нам вдогонку «свинопасы» и прячется после этого. Вот и сейчас он опять кричит нам:
— Масло я съел, живот им изнутри смазал, а лицо не стал! Дураки вы оба!
Как же нам быть? С мэрцбахскими ребятами теперь не поиграешь.
— Да, ерундовый они народ! — говорит в утешение Фриц. — Мы теперь будем играть с хорндорфскими ребятами.
В Хорндорфе они перед самыми каникулами организовали школьный союз. Это такой ребячий союз. Мне нравится их союз. У этого союза есть свой футбольный мяч. Был бы у нас велосипед, мы бы мигом скатали в Хорндорф.
— А они примут нас? — спрашиваю я.
— Они знаешь как рады, когда к ним в союз кто-нибудь записывается! У этого союза еще такое смешное название, только я позабыл какое. Хорндорфские ребята называют нас, мэрцбахцев, отсталыми, потому что у нас нет такого школьного союза, как у них.
Вот мы и запишемся в Хорндорфский школьный союз, тогда мы не будем больше отсталыми, а будем впереди всех!
Фрицу Кимпелю давно уже обещали подарить велосипед. Лысый черт два раза ездил за ним в Берлин. Но в Шенеберге очень много всяких домов, в которых у приезжих отнимают деньги. Два раза их отнимали и у Лысого черта. Вот он каждый раз и возвращался без велосипеда.
— А у меня скоро будет свой велосипед, Фриц!
— Шенебергский?
— Нет, фимпельский.
— Старая развалина!
— Нет, что ты! Это самый настоящий велосипед из центральной Ампулии. Он носится как угорелый.
— Из Ампулии? Такого места и на свете-то нет.
— Зато есть велосипед! Он почти что гоночный.