Зеленая штора была выстирана, починена и теперь аккуратно висела на окне; чехол на кресле зашит, на чисто вымытом камине осталось только два блестящих подсвечника и коробка спичек. Пол был чист, а со стульев исчезли все вещи, валявшиеся там. На столе стояло три чистых прибора, а на плите весело закипал чайник.
За дверью раздались быстрые шаги, и кто- то энергично стал стряхивать снег. Мария побежала открывать. Это был Том Минтурн.
— Добрый вечер! — порывисто произнес он. — Сегодня так холодно!
Вот, мама вам передала молока на ужин. А где Тип? Скажи ему, чтобы он завтра пришел к нам кататься на коньках.
С этими словами Том выбежал на улицу.
Мария очень обрадовалась гостинцу и тотчас принялась варить для Типа его любимый молочный суп. Закончив приготовления к ужину, она придвинула к камину большое кресло, чтобы мать, пришед, могла погреться. Затем открыла дверь в комнату отца, чтобы и он мог полюбоваться чистотой на кухне. Управившись, принялась терпеливо ожидать возвращения Типа и матери.
Наконец послышались тяжелые шаги госпожи Леви. Сердце Марии тревожно забилось: что она скажет? Заметит ли все эти изменения? Мать вошла вся усыпанная снегом, хмурая, как всегда готовая побранить Марию за безделье. Но одного взгляда было достаточно, чтобы увидеть такое колоссальное изменение. В недоумении она провела рукой по глазам и на мгновение замерла, словно ослепленная.
Мария подскочила к матери, желая чем- то выразить свое внимание, и взяла из ее рук сумку.
— Холодно на улице? — участливо спросила она. — Садись в кресло, поближе к огню. Чай я уже заварила, молочный суп есть, будешь?
Госпожа Леви сняла пальто, валенки и с наслаждением опустилась в кресло, протянув озябшие ноги к огню. Она молча пила чай, все еще с удивлением рассматривая преобразившуюся кухню. Из спальни, нарушив неловкое молчание, вдруг раздался голос отца; — Видишь, мать, сколько тут дел сделано без тебя! Что ты скажешь на это?
— Я никак не пойму, что все это значит?
В тоне матери было что- то необычное, от чего Мария покраснела и чуть не подпрыгнула от радости.
"Оказывается, господин Гольбрук был прав. Я, кажется, действительно угодила ей. Наверное, Иисус тоже доволен?.. "
Вдруг раздался веселый свист, и Тип прямо- таки влетел в кухню. На этот раз трудно было сомневаться в эффекте — Тип был просто в восторге.
— Какая ты молодец, Мария! Да наша ли это кухня? Тут так же красиво, как у Тома Минтурна! — восхищался он.
В этот вечер в доме чувствовалось какое- то приятное, доселе небывалое, веяние. Госпожа Леви не ворчала, не жаловалась, а Мария в свою очередь старалась всячески угодить ей. Тип выложил на стол яблоки, полученные от господина Броуна, так что ужин вышел на славу.
Казалось, что и эта семья, наконец, вступила в новую эру мира и благополучия. Все чувствовали себя счастливыми и спокойными.
Общее внимание привлек учебник грамматики, который принес Тип.
Мария рассматривала книгу с особым любопытством. Увидев это, Тип неожиданно спросил:
— Хочешь, я буду учить тебя грамматике?
— С удовольствием! — радостно согласилась Мария. И они тотчас же принялись за дело. Таким образом началось обучение Марии, которая не могла ходить в школу, потому что должна была помогать матери.
Вечер прошел быстро. В девять часов Тип ушел в свою каморку.
Больной отец тоже спал, и только Мария никак не могла решиться лечь.
Ей казалось, что наступил удобный момент поговорить с матерью о новом Друге, найденном ею. Она не знала с чего начать и ждала, чтобы мать первая что- нибудь сказала. Ее желание вскоре исполнилось.
— Мария, скажи, для чего это ты затеяла такую уборку?
— Чтобы было чисто и… чтобы доставить тебе удовольствие…
Этот ответ показался матери необычным, и она долго не могла ничего сказать. Только после некоторого молчания она снова спросила:
— А что побудило тебя сделать это? Мария поняла, что наступил подходящий момент высказаться.
— Я хотела угодить Иисусу, — произнесла она дрожащим голосом, — господин Гольбрук говорил, что Бог будет доволен мной… если я буду помогать тебе по дому, слушаться тебя… — Мария замолчала, потом с усилием продолжала:- Я хочу быть послушной Богу, потому что люблю Его…
Теперь, сказав все, что должна была, Мария почувствовала еще большую радость. Мать сидела неподвижно, прикрыв глаза рукой.