— А если случится наоборот, и он увлечет тебя?
— Думаю, что этого не произойдет.
— Ты в этом уверен?
— Я каждый день буду молиться о нем, и Бог услышит меня!
— Это правильно. Но разве ты не знаешь, что иногда дети Божии уходят, сворачивают с прямого пути? И если этот Боб повлияет на тебя в плохую сторону, я никогда не прощу себе, что согласился принять его!
— Я думаю, этого не стоит бояться. Ведь я твердо верю и знаю, что Бог сохранит меня, — убежденно сказал Эдуард. — И притом, — продолжил он, как бы приберегая свой лучший довод под конец, — здесь еще есть Алекс. И я не сомневаюсь в том, что он будет благословением для Боба.
Глаза господина Минтурна заблестели, но улыбку его сопровождал глубокий вздох: его любимый сын, его опора, был болен неизлечимой болезнью.
— Да, ты прав. Алекс с удовольствием пожертвует и временем, и жизнью для других. Ну что ж, напиши этому мальчику, пусть приедет, посмотрим, что получится.
Глава 24
Если пребудете во Мне и слова Мои в вас пребудут, то, чего ни пожелаете, просите, и будет вам.
(Иоан. 15:7)
Прошло несколько месяцев. Как- то раз, проснувшись рано утром, Эдуард почувствовал себя намного повзрослевшим. Накануне он получил от Марии известие о том, что отец умер. Бедный страдалец наконец- то успокоился от мучившего его кашля и лихорадки.
В этот же день пришло письмо и от господина Гольбрука, который подробно описал кончину отца. Эдуард быстро пробежал глазами листок, ища то, чего так жаждало его сердце. В самом конце он прочитал:
"Еще я должен написать слова, сказанные твоим отцом. За час до смерти он попросил меня: "Сообщите Типу, что Бог услышал его молитвы и спас меня! Скажите ему также, что я буду ждать его на небесах! Я верю, что Бог привлечет к Себе и остальных". Прибавлю от себя, Эдуард, что я имею полную уверенность в том, что твой отец теперь с нашим Спасителем. Еще напомню тебе этот чудесный стих: "Я радуюсь, что Господь услышал голос мой, моление мое".
И слезы радости прибавились к слезам печали, которыми плакал Эдуард, читая письмо.
Господин Минтурн и его сын, каждый по своему, выразили ему свое участие.
— Почему же тебе не сообщили раньше? Ведь ты мог бы поехать на похороны! — воскликнул первый.
— Отец умер внезапно. А мать, наверное, подумала, что у меня не хватит денег на такое путешествие.
— Кто говорит о средствах в такой момент! Неужели ты думаешь, что я позволил бы тебе ехать за свои деньги?
Показав Алексу письмо от господина Гольбрука, Эдуард не мог удержаться и сказал; — Я всегда буду жалеть, что не присутствовал на похоронах отца…
— Нет, друг мой, не говори так. Когда ты увидишься с ним на небесах, то не будешь жалеть, что не видел, как его хоронили…
… Между тем, Боб уже работал в торговом доме Минтурна. Эдуард удивлялся его вполне приличному поведению. По- видимому, Боб твердо решил измениться к лучшему. И все же его присутствие было во многих отношениях испытанием для Эдуарда: ему так неприятно было слышать свое старое прозвище "Тип". Он считал его принадлежностью того оборванного уличного мальчишки, который проводил все свои дни в поисках какого- нибудь развлечения или подачки. И совсем не приказчика торгового дома Минтурна, преподавателя воскресной школы и серьезного молодого человека, проводящего вечера за изучением алгебры и латинского языка. Боб, казалось, ничего не понимал во всех этих тонкостях и, хотя искренне уважал Эдуарда, все же продолжал называть его старым именем. Прозвище "Тип" так и раздавалось в ушах всех служащих.
Как- то раз вечером, входя в библиотеку, Эдуард сказал Алексу:
— Как бы я хотел, чтобы он, наконец, научился хорошим манерам!
— Кто? — поинтересовался Алекс при виде нахмуренного лица Эдуарда.
— Я знаю, что это ужасно глупо, — рассмеялся Тип, — но не могу оставаться равнодушным! У Боба отвратительная привычка вечно кричать, называя меня по прозвищу. Как будто я глухой! Неужели он не видит, что я ненавижу это имя?
— Кто же тебя назвал так?
— Да… кажется, моя сестра, Мария, когда только начала говорить.
Во всяком случае, это несерьезно, и я никак не могу от него отвязаться!
— А твой братик тоже называл тебя Типом?
— Да, — ответил Эдуард, и взгляд его смягчился. — Кажется, это было единственное слово, которое он мог выговаривать… Я как сейчас помню его голосок…
— Знаешь что, на твоем месте я не стал бы ненавидеть имя, которым называл тебя умерший малютка и, вероятно, отец.
Эдуард молчал. Алекс заговорил опять.