Выбрать главу

Наконец Алла Алексеевна вздохнула и сняла очки.

— Да, — разочарованно произнесла она. — Всё это можно было написать, и не выходя из редакции…

«Сейчас вернёт…» — тоскливо подумала Светланка.

Аристарх благоразумно помалкивал.

Алла Алексеевна кивала скорбным морщинистым лицом.

— Будем публиковать, — неожиданно объявила она. — Ему вон уже скоро на пенсию идти, а мы ещё о нём — ни строчки. Про остальных ветеранов писано-переписано, один только он и остался… неосвещённый… — Поджала губы, закручинилась. — Не расстраивайтесь, Светланочка. Не вы первая. Все на нём обжигались, и я в том числе… Значит, так! Словесную вашу трескотню я ставлю в номер, а впредь за такие стихотворения в прозе буду карать беспощадно… Минутку! — всполошилась она. — А подпись где? Это же авторский материал, он под его фамилией пойдёт!..

— Ой! — вымолвила пунцовая Светланка. — Забыла. Сейчас сбегаю в цех, зачитаю…

— Зачитайте, — сухо сказала редакторша. — Может, какие уточнения будут, хотя сильно сомневаюсь. И обязательно пусть распишется… Аристарх, вы мне обещали кофе!

* * *

Сменного мастера Светланка поймала возле ворот цеха, где тот руководил водружением свежего, едва просохшего плаката: «Мебельщики! Претворим в жизнь решения XXVI съезда КПСС!»

— Как? Уже?.. — возликовал он, когда она объяснила ему, в чём дело. — Вот это, я понимаю, по-нашему, по-русски!.. Медленно запрягаем, зато ездим быстро! Идёмте-идёмте… Сейчас я его вам пришлю… Ну, молодец!.. Надо же! Чик — и готово!..

Господи, стыд какой! Оставшись одна в «красном уголке», Светланка почувствовала, что щёки у неё горят заранее. Бог с ней, с Аллой Алексеевной, она ещё и не такой бред читывала! А вот каково сейчас будет самому ветерану!.. Действительно, стихотворение в прозе… Одни общие слова, а человек-то ведь — воевал! И угораздило же её сунуться в эту многотиражку!.. Лучше бы в село преподавать поехала, честное слово…

Когда ветеран вошёл, Светланка встала. Суд идёт.

— Вот, Пётр Иваныч, я тут… — пролепетала она, — принесла материал… Я его вам сейчас зачитаю… а вы заслушаете и скажете, что не так, ладно?..

Длинное морщинистое лицо ветерана осталось равнодушным. Велено заслушать — заслушаем… Они снова расположились за тем же столом, друг напротив друга, неподалёку от стенда «По ратной славе равняем шаг».

— «Сейчас, когда вся родная страна встречает трудовыми подвигами славную годовщину Великой Победы…» — мысленно ужасаясь написанному, завела Светланка.

Не смея поднять взгляд на неподвижно сидящего рабочего, она задыхающейся скороговоркой гнала и гнала текст, который упорно не желал кончаться. Каждый последующий абзац был длиннее и кошмарнее предыдущего. У Светланки задрожали губы. «Ну вот, — обречённо подумала она. — Только разреветься не хватало…»

Кое-как одолев бессмертный пассаж: «Эх, Паша, Паша… Где ты теперь?» (сволочь Аристарх!) — Светланка услышала какой-то непонятный звук и испуганно вскинула глаза.

Ветеран плакал.

— Доченька… — всхлипывал он. — Доченька… — и указывал трясущимся пальцем на мелко исписанный лист. — Вот так… Так оно всё и было… И Пашка… как живой…

Дело прошлое

Что больше кошку гладишь, то больше она горб дерет.

В. И. Даль

Рослый сероглазый майор КГБ (впоследствии мы с женой используем его портрет в повести «Когда отступают ангелы») указал мне с улыбкой на стул.

— Присаживайтесь, Евгений Юрьевич, присаживайтесь…

Я присел. В голове кувыркалась Бог весть откуда выпавшая цитата: «Когда частный пристав говорит: „Садитесь“, — стоять как-то, знаете, неловко…»

Вызова я боялся давно. Шел восемьдесят четвертый год, первый сборник фантастических произведений супругов Лукиных был недавно зарублен с таким треском, что щепки летели аж до Питера. Во внутренней рецензии, поступившей в Нижне-Волжское книжное издательство (рецензент — Александр Казанцев), авторы убиенной рукописи величались выкормышами журнала «Америка» и сравнивались почему-то с невозвращенцем Андреем Тарковским. Теперь-то, конечно, лестно, но тогда…

Видный волгоградский деятель культуры, выступая в библиотеке им. Горького, поклялся, например, по гроб жизни бороться с творческим дуэтом Лукиных, посмевших влепить в рассказ «Не верь глазам своим» злобную карикатуру на вождя мирового пролетариата Владимира Ильича Ленина. (Бред какой-то! Там о Ленине вообще ни слова не было!) Другой, еще более известный деятель, по слухам, уже составлял черный список, в котором мы с женой занимали вторую и третью строчку — сразу после президента клуба любителей фантастики Завгороднего. Того самого, о котором на недавнем бюро обкома было сказано так: «…и прикидывающийся выходцем из рабочего класса Борис Завгородний». Куда уж там Шепилову…