К мосту мне не успеть – это я быстро сообразил, и направился к знакомому дереву. Наверно, самому большому в этом лесу. Даже сейчас оно выше меня, а тогда… Мостом оно для нас стало. Спасением от огня. Это сейчас я знаю, почему Машка так тряслась перед деревом, так уважительно говорила о нем. Тиама – это не дерево. Не только дерево. Это одна из форм бывшего, будущего или спящего существа. Настолько духовно продвинутого, что ему тесно в человеческом или зверином теле. Местные считают таких продвинутых богами. А я… не такой уж я и верующий. Да и перебраться мне как-то надо на ту сторону. Вот только нет со мной Машки, и свалить дерево некому в этот раз. Как же мне на Столб Великана попасть? По воздуху аки посуху? Ага, как только, так и сразу!
Смех смехом, а на этом берегу становится все теплее. Еще пара минут и доктор Леха станет жареным доктором.
Веселенькие сны мне снятся. Но в самых крутых местах я обычно просыпался и слушал как работает моя сердечная мышца. Иногда даже шептал радостно: Все-таки сон, все-таки приснилось… На этот раз, кажется, пробуждением и не пахнет. Зато скоро запахнет паленым мясцом. Моим, между прочим, мясцом. И чем быстрее я чего-нибудь придумаю, тем больше шансов у меня остаться сырым и живым. Не хочется на практике выяснять, как чувствует себя горящий заживо. Теории мне за глаза хватит. Каким я проснусь после такого выяснения и проснусь ли – вилкой по бульону писано.
Огонь добрался до поляны Тиама и я сделал то, что первым пришло мне в башку: шагнул к Столбу Великана. Идиотизм, понятное дело, но ничего умнее в тот момент не придумалось. И самое странное, у меня получилось. Просто пришлось сделать большой шаг. И все! Я ведь не таким уж маленьким был в этот раз. А захотел перешагнуть, так и еще подрос. На второй Столб уже без напряга ступил. Третий, четвертый. Так и перешел каньон. По остаткам древнего моста. А для местных они – Дорога Великанов. Забылось уже, кто такие Хранители. Только посвященные еще чего-то помнят. Да и то…
На другом берегу каньона я оглянулся. Тиама пылал. И даже на таком расстоянии я слышал, как трещат его ветви. Чего-то сыпалось с них вниз, на выгоревшую дочерна землю. А на земле, у ствола, клубок огня. Катается, воет. Человек? Зверь? Не разобрать с такого расстояния. Да и что мне за дело? Даже если я это там, под деревом. Сложись все по-другому и… Но все сложилось так, что я выбрался. Спасся из горящего леса. Сначала с Машкой, потом сам. А то, чего было между сначала и потом лежит теперь под деревом и уже не дергается. Вот и не за чем на него оглядываться. Вперед мне надо идти. А зачем надо еще не знаю. Но иду. Семимильными шагами, как говорится. А чего, может, и семимильными, я же их не мерил, эти шаги. Да и росту во мне, дай боже! Мне сверху видно все, очень хорошо видно.
Горы. Ближе, чем на горизонте. И не такие уж высокие. Два города. Один у подножия, другой по ту сторону гор. Дорога связывает оба города и башню, что на перевале. По дороге идет караван. Большой. Не тот, что спешил к мосту. Другой. К городу караван направляется. А те, кто спасались от огня, все еще на мосту. Выскакивают из дыма и бегут дальше. Или идут. Это уж у кого сколько сил осталось. Вижу зверя с большими рогами. Манул. Он оглядывается, топчется на месте. К нему бредет еще один, такой же. Вот несколько человек останавливаются возле упавшего животного и перевернутой повозки. Еще звери, еще люди. Вот уже кто-то решил поохотиться… человек на зверя, звери на человека. Все правильно, жизнь продолжается. Большая смерть отступила, можно поиграть с меньшей.
А меня зовут, торопят. Не знаю еще, куда и кто. Узнаю. Обязательно. Не зря же меня сюда привели.
Запах.
Одуряющий.
Густой.
Почти знакомый.
14
Я видел вывернутую с корнем черемуху. Как-то весной. И она цвела. Обильно и намного раньше растущих своих соседок.
Перед смертью не надышишься… Наверно, дерево не знало этой студенческой истины, вот и спешило отцвестись, дать плоды. Не знало, что солнце быстро высушит голые корни, и цветы повянут, не дав семян. Дерево цвело. Наперекор и вопреки. Лева только головой покрутил. Во, силища жизни! Куда нам, человекам, до нее… Не часто Леву философствовать тянет. Не его это стиль. Но смеяться никто не стал.
Меня разбудил одуряющий аромат. Почти черемуховый. И ни Левы, ни братков рядом не оказалось. Прямо надо мной висел цветок. С блюдце величиной. Он смотрел на меня, а я смотрел на него и пытался вспомнить нечто важное. Никак нельзя было это забывать! Укрылся с головой плащом, зажмурился. Машкины волосы пахли сыростью и дымом.
Дождь и пожар…
Огонь и вода…
Ветер, скрученный в тугую воронку…
Да, это оно! То самое. Сон. Который не совсем сон. И пока никто не мешает, надо вспомнить его и запомнить. Надо. Чтобы разобраться потом, когда стану понимать что к чему.
Так, с чего там все начиналось?…
Кажется, с утра. Не такого уж раннего. Оба солнца уже на небе. Смотрят вниз. На глупых людей и глупость, сотворенную ими. Это же надо, устроить пожар в конце сухого сезона, когда все живое с нетерпением ждет влаги и любви.
Нет, кажется, не так. По-другому у меня утро началось. Не так, как у местных светил. Я тоже смотрел на горящий лес. Сухой бурьян он мне напомнил. Что каждую весну поджигают на пустырях и возле дороги. А каждую осень он вырастает в половину человеческого роста. Как там говорил Лева? Сила жизни? Это он точно приметил. Наверно, для какого-то жука такой пожар – катастрофа вселенского масштаба. Как для меня и Машки горящий лес, когда мы были в нем. Хоть мы сами и подожгли его. Случайно. Еще из Храма. Но теперь, когда я во много раз больше себя прежнего, когда смотрю на огонь сверху и на расстоянии…
Нет, опять не так.
Горящий лес остался далеко внизу. Вернее, далеко и внизу. И с каждым моим шагом оставался все дальше. Земля не содрогалась от моей поступи, и деревья не гнулись от моего дыхания. Даже люди не разбегались в ужасе, увидев меня. И не в крепких нервах зрителей тут было дело. Или в привычке. Даже для этого мира, великаны моего роста, редкость. Очень большая и очень редкая. И невидимая почти для всех.