– Да, миной.
– Чего тебе понятно?
– Я ем еду миноя, выполняю приказы миноя, но не делю ложе с миноем.
– Все правильно. Умный малек.
– Это мое имя?
– Какое?
– М… малек…
– Ну-у…
До меня вдруг дошло, что я не знаю имени пацана. Одел, накормил, на службу взял, а как звать-величать не спросил. Не правильно это как-то.
Ну, спросил.
Оказалось, нету имени у пацана.
– А как тебя раньше звали?
Сказал.
Три слова.
Два из них матерные.
Третье тоже. Если верить Кранту.
Наехал я на него с утра пораньше. Какого, спрашиваю, посторонние предметы и личности в моей комнате валяются? А он, мол, ничего постороннего нет и не было… Тогда я на пацана показал. Это, типа, чего? Оказалось, что я сам дурак: принял подарок и забыл. А добрые люди принесли и на кровать положили. Аккурат перед моим приходом.
Пришлось напомнить кое-чего Кранту. Про опасные подарки в том числе. Что здорово укорачивают жизнь.
– Я знаю о таком, – отвечает. Спокойно и невозмутимо.
– Ну, и… Или хочешь сказать, что этот малек совершенно безопасен?
– Тени все опасны. А он подходит к перелому.
– Так какого ты его в комнату пустил?
– Он твой подарок. И его принесли.
– Один хрен! Этот подарочек мог глотку мне перерезать. Моим же ножиком. Или нет, скажешь?
– Мог.
– Ну, так?…
– Я был рядом и оберегал тебя.
– Из-за двери?!
– Да, нутер.
– А если б не успел?
– Такого не может быть.
– Ну да, не может. Отошел, там, по надобности, а меня в это время…
– Я знал, что у тебя омлакс.
– Кто?!
Оказалось, грелка. Одноразовая. Грелки тут разные бывают. Есть и живые. Не только для обогрева хозяина или его постели, но и для интимных услуг. Если у хозяина есть настроение. Живыми грелками рождаются и становятся. Одноразовыми – только становятся. С помощью крутого колдуна. Пошептал он и устроил кое-кому небольшую амнезию. В грелку во весь рост превратил. А попользовались грелкой по полной программе, память и вернулась. И пока омлакс своего хозяина не обидел, до смерти, с ним разбираются. Самым радикальным образом. Ножом по горлу и в колодец… Один из вариантов.
Такие вот правила и нравы.
А я, за каким-то хреном, эту одноразовую бомбу замедленного действия в слуги взял.
Плохо быть дураком. А пьяный дурак вообще опасное сочетание.
Малек ест – имя теперь у пацана такое, а я с Марлой разговариваю. Рядом Крант стоит-молчит. Надежный, как железобетонная стена. Что от ветра и пули защитит. И заботливый… как эта же самая… железобетонная. Чихнешь, и будь здоров от него не дождешься. Или пей, Леха, ралмуси, хоть залейся!… И ни словом про его побочные эффекты. Если бы ни Марла, я б так и считал, что обычным вином набрался. До розовых ежиков.
Пацан жует так, будто неделю жратвы не видел. Марла глянула на него и спрашивает. У меня.
– Ты приказал ему раздеться? Или он так, без покровов, к тебе и пришел?
Пришлось объяснять.
Малек под мои объяснения половину жратвы умял.
– Ты купил омлакс, чтобы сделать из него слугу?!
– Я его вообще не покупал!
То, что мне подложили пацана, это ей по фигу, а когда я его в слуги взял, – не специально, так уж получилось, – вот этому Марла удивляется. Странные бабы существа. В любых мирах.
– Зачем ты принял подарок, если он тебе не нужен?
– Да пьяный я был, пьяный! Не сообразил, что к чему.
– Ты не бываешь пьяным.
Вообще-то, бываю. Но мне и количество больше надо, и до состояния бревно упиться не получалось. Нет здесь водки Буратино, чтоб выпил и почувствовал себя дровами…
И вдруг такой конфуз.
Каким-то слабеньким винцом –и до полной потери соображения.
Первый раз со мной такое.
А Малек жевать перестал. Уставился на стол и катает недогрызеную лепешку. Пока о нем самом болтали, вроде как, по фигу было, а обо мне заговорили – у пацана ушки на макушке.
Марла первая заметила перемены.
– Прикажи своему слуге говорить, – сказала. Мне.
Ну, приказал.
Малек из-за стола выгребся, и ко мне. А Крант между нами стал.
Телохранитель… Как же, как же!
– Миной ралмуси пил.
– Зачем?! Он и без ралмуси хорошо может…
Марла так удивилась, что с Мальком говорить стала. Не со мной.
– Чего могу?
Сказала чего.
Ралмуси сильным возбуждающим средством считается. Вроде, нашей Виагры.
Н-да, попадалово…
Марла обошла меня, принюхалась. Потом Малька пару раз нюхнула. Потом Кранта. Тот даже порозовел чуть.
– Кто был с тобой в комнате?
Я сказал.
– А почему ты его не…
Не думал, что лапушка такие слова знает, и что русский – не самый великий и могучий.
– Почему, почему… Вот пусть Малек и отвечает. А я спал. И ничего не помню.
– Спал?! После ралмуси?
Крант тоже удивился, но промолчал.
– Ага. Наверно, перебрал я этого пойла.
Ну, Малек и ответил.
– Миной не нашел меня.
– Не нашел на своей лежанке? Она большая, но…
Они что меня за дурака держат? Слепого, к тому же?
– Да не было никого на кровати! Я б заметил.
– Если ты не отличаешь мужа от жены, когда на них нет покровов…
– Стоп, лапушка. Во-первых, до мужа этому еще расти и расти…
– Он родился мужем.
Малек одернул короткий плащ.
– А во-вторых, на нем была… были какие-то покровы. И совсем не мало, к тому же.
Пацан открыл рот и тут же закрыл его. С лязгом.
– Пусть говорит, – предложила Марла.
– Пусть.
После аукциона Мальку приказали раздеться и танцевать. Так уже было. И ни один раз. Потом его отпускали. Всегда. Но в этот раз он упал. Во время танца. Запутался в чем-то. И не увидел. Хотел подняться, освободиться, но только сильнее запутывался. Даже двигаться больно было. Потом еще и темно стало. А голос какой-то все говорил и говорил…
Крант схватил пацана за горло, поднял на вытянутой руке. Их глаза оказались на одном уровне.
– Убей и принеси… – захрипел Малек. – Убей и принеси…
Он стал бледнее нортора.
– Что принести тебе велели?
Не приятный все-таки голос у моего телохранителя. Царапает, как щетка для железа.
Пацан не ответил. И освободиться не пытался. Висел, как дохлая крыса, и не трепыхался.
– Он не помнит, – сообщил Крант.