– Хочешь сказать, что сидишь на берегу не потому что воды боишься, а ради эстетического наслаждения? – скептически спросил паренек.
– Как же иначе? Ты посмотри, что за великолепие кругом! – почти в экстазе воскликнул отец.
С приятной улыбкой он поманил трусившую мимо собаку, а когда та подошла и плюхнулась рядом, стал чесать ее за мокрым ухом.
– Только и знаешь, что фразами громкими бросаться, – недовольно ответил сын. – Сплошные разговоры. А сам ни в городе Богдан, ни в селе Селифан.
– А что же ты хочешь, чтобы я делал?
– Хоть что-нибудь! – вспылил Алкид. – Меньше слов, больше дела! Вон, например, художник сидит: наверняка красоту получше тебя видит, но при этом полезным делом занят, картину пишет.
И точно, в отдалении под тенистым деревом работал маринист. Он рисовал волны, небо и мужчину в смешных шортах с лимонами и лимонадами, что бодро нес под мышкой доску для серфинга.
– Да, сынок, – закивал мужичок. – Тот художник, сразу видно, гений! Вон какой взгляд пронзительный! И поза величественная. Мне отсюда холста, конечно, не видно, но даже без этого могу уверить, что он истинный профессионал. Талант врождённый за версту чувствуется! Эх, мне бы хоть капельку такого божьего дара…
– Да ну тебя, – с досадой махнул сын. – Всю жизнь только и делаешь что восторгаешься окружающими и ничего не можешь сам.
– Что поделать, сынок, нет у меня никаких способностей. Только радоваться за других и остаётся.
– Чтобы способности проявились, надо разные занятия пробовать, – проворчал подросток. – Ай, зачем я с тобой говорю – воздух сотрясаю! Надоело мне тут сиднем сидеть. Пойду хоть окунусь. Пока таким как ты не стал.
Мужичок смотрел, как сын неуклюже ковыляет по горячему песку, и проговорил в глубоком умилении:
– Храбрец растет! – он слезливо заморгал. – И мудрец вдобавок!
– Извините, – неожиданно обратился к нему мужчина в серой футболке. – Случайно услышал ваш разговор и понял, что мы с вами соотечественники.
– Да-да? – откликнулся гордый отец.
– Не подскажете ли, где поблизости можно недорого перекусить? А то выбрался на отдых впервые за много лет, всего пять дней урвал, пришел на пляж – а тут сами видите, почти цунами. Вечно мне не везет. Уверен, что весь мой отпуск погода будет плохой, а как только в самолет сяду, сразу наладится. У меня всегда так, закон подлости в действии. Столько денег за путевку выложил, и все напрасно!
Страдалец печально покачал головой и замолк, исподлобья глядя на океан. Он был из тех людей, рядом с которыми понимаешь, как хорошо живешь. Настолько хорошо, что даже стыдно.
– Цены в кафе ломовые! – после драматичной паузы продолжил он. – Бюджет у меня не резиновый. А с моей «удачей» я ещё и отравлюсь наверняка. И проведу оставшиеся дни в обнимку с белым другом. А то и вовсе в больнице. Стоимость лечения в этой стране неслыханная! Миллионером надо быть, чтобы позволить себе грошовую простуду.
Совсем некстати чихнул пес. Незнакомец немного отодвинулся и заговорил быстрее:
– Ко всем прочим несчастьям я ещё и языком никаким не владею! Меня тут не понимают ни в магазинах, ни в аптеке, ни в баре. На массаж пришел, думал расслабиться, они что-то спрашивают и показывают список. Ну я ткнул пальцем наугад, все равно ничего прочесть не могу. А они как давай меня гнуть и крутить в четыре руки! Коленом в спину упираются, плечи выворачивают! Ещё и денег взяли в два раза больше, чем я рассчитывал. До сих пор все тело ломит.
Он задрал майку и принялся показывать, куда давили иностранные массажисты и где теперь болит. Казалось, этот человек уже забыл про свой вопрос и самозабвенно делился невзгодами с участливым собеседником, который чмокал, цокал, строил сочувственные гримасы и приговаривал: «Какая у вас нелёгкая судьба! Но и какая стойкость, какое мужество нужно все это переносить!»
Мужчины так увлеклись беседой, что не заметили старца в тускло-оранжевых одеждах. Он прошел совсем близко, что-то бормоча себе под нос, а за ним спешил длинноносый мальчик, навострив уши, пытаясь разобрать.
«…Безграничное разнообразие жизни, – донес ветер. – Каждый говорит со стихией жизни на своем языке. Все пытаются договориться. Миллион выборов, сотни индивидуальностей. А конец для всех один…»