— Ну как, — спросил он с усмешкой, — ты по-прежнему объевреен?
Вандрес из-под мыльной пены издал звук: не то ворчание, не то смешок.
— Ну, что я тебе говорил о Маршале? — продолжал Паарс. — Видел ты законы Виши?
— Петен не всегда делает, что ему хочется, — сказал Вандрес, — говорят, он не одобряет эти законы.
— Вздор, — произнес Паарс. — Посмотри на это, узнаешь?
Он показывал на петличку. Вандрес узнал изображение франкского топора.
— Дается не каждому, — проговорил Паарс.
— Ты что же, в начальство попал? — спросил Вандрес.
— Вроде того. Работаю по распределению меди. Меня устроил Гранде, ты его знаешь? Нет? А должен бы знать, он был шишкой у Ветеранов Вердена и в лиге Делонкля, да ты слыхал, — он засмеялся, — у тех, кто ходит в капюшонах… Он говорил обо мне Маршалу. Признаться, я неплохо разбираюсь в типографских делах, с политической точки зрения, разумеется. Кроме того, Гранде производит крупные операции с медью, я и тут могу ему помочь. Короче, я его видел, твоего Маршала. Гранде сказал ему, что у меня есть разные идеи касательно децентрализации крупных предприятий в нашем деле… Вот тогда я ему и высказал насчет евреев… Я сказал: «С ними надо покончить». Он ответил: «Вам виднее, что нужно изменить в вашем деле». Я ему говорю: «Ходят слухи, господин маршал, что вы им слегка покровительствуете, потому что среди них есть бывшие участники войны». Он улыбнулся, знаешь, по-своему, подмигивая одним глазом, и сказал: «Надо щадить чувствительность общества. Во Франции не все одинаково мыслят. Я не всегда имею право откровенно выражать свое мнение. В моем положении это не так-то просто». Он положил мне руку на плечо, да, дорогой мой, представь себе, как старому другу, и добавил: «Действуйте всегда на благо родины, и вы найдете у меня поддержку». Теперь ты видишь. Так вот, если тебе мешала щепетильность…
— Нет, старина, — ответил Вандрес, — я считаю, что это ровно ничего не означает! Даже можно подумать… можно предположить… Словом, он обнадеживал тебя, не обнадеживая. Тут что-то неясно, нет.
— Да чего же тебе еще надо?
— Мне нужно больше, представь себе. То, что он тебе сказал, может означать все что угодно.
— Во всяком случае, — резко, почти грубо сказал Паарс, — он просто и ясно ответил мне: «Вам самим виднее». Так что…
Последнее слово он сопроводил решительным, как бы секущим взмахом руки.
Он вынул из жилетного кармана две сигары и предложил одну Вандресу. Пока они закуривали, широкое лицо Паарса еще больше расплылось от добродушной улыбки.
— Я хотел поговорить с тобой еще об одном деле. Я принимаю участие в одном парнишке… Юнец, ему лет шестнадцать, он бросил школу. У меня работала машинистка… ну, словом, я когда-нибудь тебе все это расскажу… Короче говоря, у нее родился сын, и я хотел бы обеспечить его будущее. Вот я и подумал…
Он стряхнул указательным пальцем упавший на пиджак пепел. Он усердно царапал пятнышко ногтем.
— Я подумал, что работа у тебя — это как раз то, что ему нужно. Тем более, что…
Он опять улыбнулся Вандресу своей широкой, добродушной улыбкой.
— Ты старый холостяк, тебе, конечно, скоро захочется уйти на покой. Видишь, как здорово у нас могло бы получиться.
Вандрес снял очки, протер их и снова надел на свой короткий розовый нос.
— Да, да, я, конечно, понимаю, — сказал он, — только вот…
Он встал и пошел в другой конец комнаты за пепельницей. Он поставил ее на стол и стряхнул пепел со своей сигары.
— Ты, вероятно, знаешь, что я не один?
— Ну, конечно, конечно, — ответил Паарс.
Он ласково поглаживал свои докрасна выбритые, напудренные щеки. Он спросил:
— Этот Дакоста, кажется, еврей?
— Нет, вовсе нет, — ответил Вандрес. Он говорил спокойно, глубоко усевшись в кресле. Он сидел совершенно неподвижно, медленно затягиваясь.
— С такой фамилией? Странно, — проговорил Паарс, — а я был уверен… а разве… Разве его не высылали когда-то из Италии?
— Да, это было давно. Это его дело. У нас он ведет себя превосходно. Я очень им доволен.
— Ну ладно, ничего не поделаешь, — сказал Паарс.
Он несколько раз затянулся.
— Ничего не поделаешь, — повторил он. — Очень жаль. Очень досадно. Не так-то просто пристроить парня, он немного отстал… в некотором смысле. Да и мать его все время… Да, вот такое дельце, как твое, это как раз то, что ему нужно. Но не будем больше об этом говорить, раз уж ты так любишь своего Дакосту.