Но даже для этих трех лидеров институты (хотя и не государственные) имели значение в качестве поддержки их дела. Ганди стал главой Индийского национального конгресса — главного института сопротивления британскому колониальному правлению — задолго до того, как он превратился в правящую партию независимой Индии. Мандела был наиболее уважаемой фигурой в руководстве Африканского национального конгресса — организации, на протяжении десятилетий боровшейся с господством белых в ЮАР и в конечном итоге получившей возможность формировать правительство. Аун Сан Су Чжи долгое время была лидером Национальной лиги за демократию — организации, вынужденной на долгие годы уйти в подполье из-за жестокой военной диктатуры.
Но все это не относится к подавляющему большинству политиков, ставших признанными политическими лидерами своих стран. Их лидерство тесно связано с занимаемой ими должностью, прежде всего, разумеется, во главе исполнительной власти в качестве президента, премьер-министра или, как в случае Германии, канцлера. Даже талантливые политики с сильными личными качествами могут быть очень успешны в одной должности и оказаться не способными повлиять на что-либо в какой-то другой. Обычно их возможности определяются институциональной средой, ее масштабами и границами. Будучи лидером большинства в американском сенате с 1955 года (а до этого лидером меньшинства), Линдон Б. Джонсон преодолел ограничения системы старшинства (которая известна и под менее лестным названием «системы старчества»), согласно которой назначение на посты председателей комитетов производилось в зависимости от длительности сенаторского стажа. Уговорами, обещаниями, а иногда и запугиванием Джонсону удавалось проводить назначения в ключевые комитеты и получать голоса с пугающей эффективностью. Он действительно практически полностью перестроил систему руководства законодательным органом. По словам его выдающегося биографа Роберта А. Каро, он подчинил своей воле «упрямо неподдающийся» политический орган и был «величайшим лидером сената в американской истории». Он был «хозяином сената — хозяином института, у которого хозяина не было никогда прежде … и никогда после»[204]. Затем, уже в качестве президента США, он стал большой редкостью — переосмысливающим лидером (об этом — в главе 3). Он оставил значительно более важное законотворческое наследие, чем его предшественник Джон Ф. Кеннеди. В частности, Джонсон смог добиться принятия законов о гражданских правах, которые пошли намного дальше того, что смог провести через конгресс Кеннеди. Своими достижениями в Белом доме Джонсон был обязан не только тактическому чутью и виртуозному умению уговаривать, но также и сочетанию непревзойденного знания механизмов работы сената с президентской властью.
Тем не менее в промежутке между лидерством в сенате, который он превратил в мощный оплот власти, и вступлением в должность президента (в результате убийства Кеннеди) Джонсон был вице-президентом. Харизма, которую излучал Джонсон в качестве лидера сенатского большинства и вновь появившаяся в первое месяцы его президентства, улетучилась практически до полного исчезновения в период его пребывания на посту вице-президента в самом начале 1960-х. Его вытеснили из ближнего круга лиц, принимающих наиболее важные решения. В этот круг, в частности, входил брат президента Роберт Кеннеди, питавший к Джонсону отвращение, на которое тот отвечал искренней взаимностью. Рамки занимаемой Джонсоном должности были настолько узки, что он не имел никакой возможности проявить таланты руководителя. Другой техасец, служивший вице-президентом задолго до Джонсона, Джон Нэнс Гарнер, отзывался об этой должности как «и горшка свежей мочи не стоящей»[205]. Сам Джонсон добавил к этому следующее:
«Вице-президентство состоит из путешествий по миру, шоферов, почетных караулов, аплодисментов, председательства в общественных советах, но, по сути, это ни о чем. Я ненавидел это занятие всей душой»[206].
Американский вице-президент может стать исключительно влиятельной фигурой, фактически еще одним лидером, но только в случае, если президент наделяет его серьезным доверием, как в случае Джорджа Буша-мл. и Дика Чейни[207]. В упряжке с Кеннеди у Джонсона все было совершенно иначе. Хотя Джонсон и ошибся в своем представлении о том, что власть, которой он обладал в сенате, может перейти вместе с ним на вице-президентский пост, другой его расчет оказался более реалистичным. Он был абсолютно уверен в том, что при его жизни ни один южанин не будет избран президентом (последний раз это был Закари Тейлор в 1848 году), но при этом обратил внимание, что один из каждых пяти президентов получал эту должность по причине смерти избранного на нее обладателя. Когда Кеннеди захотел увеличить свои электоральные шансы на Юге и предложил техасцу стать кандидатом в вице-президенты, Джонсон, с детства мечтавший о президентстве, решил, что это какой-никакой, но шанс и ничего лучше у него уже не будет[208].
204
Robert A. Caro,
205
Robert A. Caro,
207
В своих мемуарах Буш пишет: «Я не считал вице-президента одним из старших советников. Он согласился внеси свое имя в избирательный бюллетень и был избран. Я хотел, чтобы он был полностью в курсе всех проблем моей повестки дня. В конце концов, они могли стать его повесткой в любой момент… Я выбрал [Чейни] не в качестве политического актива; я выбрал его в качестве помощника в работе. Именно этим он и занимался. Он принимал к исполнению все мои поручения. Он откровенно делился своим мнением. Он понимал, что окончательные решения за мной. Если мы в чем-то не соглашались друг с другом, он оставлял эти разногласия между нами. Самое главное, я доверял Дику. Я ценил его надежность. Я получал удовольствие от общения с ним. И он стал одним из близких друзей». См.: George W. Bush,