— Ты хоть и гвардіи капитанъ, говоритъ ему отецъ, — а раззорять меня я тебѣ не позволю. Ты, говорятъ, въ долги влѣзъ?
— Есть малое толико, отвѣчаетъ сынъ.
— Какъ же ты смѣлъ? Развѣ того, что получаешь отъ меня, мало тебѣ?
— Мало по роду моему и званію.
Старикъ разсердился.
— А если я тебя и вовсе наслѣдства лишу, какую ты тогда пѣсню запоешь?
— А тогда я буду питаться щами и кашей.
— Какже, разсказывай! Силишки-то на это не хватитъ!
— На другой день, на зарѣ, Павелъ Васильевичъ уѣхалъ изъ деревни, ни съ кѣмъ не простясь, и, вернувшись въ Петербургъ, подалъ просьбу о переводѣ его въ армейскій полкъ, отправлявшійся въ Грузію. Отецъ узналъ объ этомъ, когда сынъ былъ уже на линіи. Съ первою же почтой онъ послалъ ему порядочную сумму денегъ, догадавшись, что все дѣло вышло изъ этого разговора. Но сынъ, получивъ повѣстку, не принялъ денегъ и вернулъ ихъ обратно старику съ письмомъ, въ которомъ говорилъ, что и царскаго жалованья ему довольно, чтобы не умереть съ голоду. И пока отецъ былъ въ живыхъ, не принялъ отъ него ни гроша. Онъ сдержалъ слово, питался щами и кашей изъ солдатскаго котла и, чтовсего замѣчательнѣе, не зналъ уже потомъ никакой другой пищи во всю свою жизнь. Нѣсколько лѣтъ спустя, отецъ его умеръ, и онъ командовалъ полкомъ въ дѣйствующей арміи. Онъ кормилъ каждый день своихъ офицеровъ отличными обѣдами, а самъ, сидя на хозяйскомъ мѣстѣ, хлебалъ свои солдатскіе щи и запивалъ кашу квасомъ, приговаривая, что отъ хорошихъ привычекъ отставать не слѣдуетъ.
— Онъ въ двѣнадцатомъ году отличился? спросилъ я Кемскаго.
— За Бородино Георгія получилъ. Ему предстояла блестящая карьера, хотя онъ ни съ какимъ начальствомъ ужиться не могъ; но зато вся армія знала о его невозмутимомъ спокойствіи и стойкости въ дѣлѣ, знала его коротенькую нѣмецкую трубку, которую онъ не переставалъ сосать подъ самымъ убійственнымъ огнемъ непріятеля. По возвращеніи изъ Франціи нашихъ войскъ, ему предложили гвардейскій полкъ. Онъ отказался. "Не пойду", объявилъ онъ наотрѣзъ: "у меня спина безъ позвонковъ." Стали настаивать. Онъ отвѣчалъ формальною просьбой перевести его вновь на Кавказъ на службу. На него разсердились и перевели туда просто, безъ всякаго назначенія. Но скоро послѣ того пріѣхалъ на Кавказъ Ермоловъ, который его очень цѣнилъ и умѣлъ употреблять по способностямъ. Въ Петербургѣ продолжали на него дуться и обходили наградами, а ему и горюшки мало: онъ воевалъ съ горцами и былъ совершенно доволенъ своею судьбой. Только разъ какъ-то онъ пріѣзжаетъ въ Тифлисъ, является въ главнокомандующему. Тотъ встрѣчаетъ его веселымъ восклицаніемъ: "ну, братъ, кстати прикатилъ, наконецъ вотъ и тебѣ подарочекъ, насилу выхлопоталъ". И протягиваетъ ему футляръ. — "А васъ кто просилъ хлопотать?" отвѣчаетъ на это Павелъ Васильевичъ… Да съ такимъ лицомъ, точно меня тутъ же живаго съѣсть собирался", разсказывалъ потомъ смѣясь Алексѣй Петровичъ моему отцу, встрѣтясь съ нимъ на кавказскихъ водахъ: "подарочковъ мнѣ не нужно! Въ междуцарствіе прадѣдъ мой, Акимъ Чемисаровъ, на свой счетъ рать собралъ и съ княземъ Пожарскимъ рядомъ въ Москву въѣхалъ, такъ ужь мнѣ не приходится принимать подарочки". И вышелъ, хлопнувъ дверью, послалъ за лошадьми и уѣхалъ въ своему мѣсту, въ Дагестанъ.
— Баринъ сердитый. ничего! сказалъ я:- родился только поздно.
— И службу онъ оставилъ такимъ же образомъ, продолжалъ Кемскій. — Въ 1837 году онъ готовился выступить въ экспедицію. Въ это время пріѣзжаетъ изъ Петербурга какой-то гвардейскій полковникъ участвовать въ этой экспедиціи и поступаетъ въ нему въ команду. Наканунѣ выступленія, Павелъ Васильевичъ собралъ начальниковъ частей своего войска и принялся весьма подробно и обстоятельно, по своему обыкновенію, сообщать имъ свои распоряженія. Петербургскому воину, который передъ этимъ цѣлые три дня сряду не пилъ, не ѣлъ, а все сидѣлъ и тыкалъ булавки въ карту Кавказа, показалось вдругъ, что путь, по которому должны были идти войска, выбранъ неудачно. Онъ всталъ и самымъ вѣжливымъ тономъ началъ: "Я бы осмѣлился замѣтить вашему превосходительству, относительно маршрута"… "Что вамъ угодно?" Полковникъ, всѣ также вѣжливо и улыбаясь, изложилъ свое предположеніе. Павелъ Васильевичъ слушалъ его, не перебивая и дергая себя за ухо, — у него это привычка. Когда тотъ кончилъ, онъ его вдругъ спрашиваетъ: "Давно вы на службѣ?" — "Десятый годъ."- "Въ кампаніяхъ бывали?" — "Я въ 1817 году изъ Пажескаго корпуса вышелъ," объяснилъ нашъ стратегикъ, уже нѣсколько озадаченный. "Съ Кавказомъ знакомы?" — "Нѣтъ-съ, я въ первый разъ." — "Ну, такъ вотъ вамъ теперь вѣрный случай махнуть въ фельдмаршалы. Извольте принять команду; я боленъ". Ты можешь себѣ представить, что за кавардакъ изо всего этого вышелъ. Стратегика-то, вслѣдствіе этой исторіи, отозвали въ Петербургъ, но потомокъ Акима Чемисарова не сдался ни на какія увѣщанія, подалъ въ отставку и уѣхалъ съ Кавказа.