Байер. Плачешь?
Креатор. От счастья. Два.
Аккаунт. Наконец-то, после двух недель воздержания.
Креатор. Первый от волнения, второй — до судорог.
Байер. И у меня два. Даже соседи начали долбить в стену. Орала, как в «Кармен» Моцарта.
Медиапланер. А я пережила что-то сверхъестественное. Мы были одним целым. Сначала почувствовала дрожь, потом спазмы, а под конец потеряла сознание.
Директор. Сколько?
Медиапланер. Один. Необыкновенный.
Директор. А у тебя?
Бухгалтер. У меня?
Директор. У тебя.
Бухгалтер. Тоже один.
Байер. Какой?
Бухгалтер. Тихий, костёльный.
Аккаунт. В костёле?
Бухгалтер. Приехал Дитер, и мы пошли на службу. Молитва, мы держимся за руки, и так нас разобрало, что в голове один секс. Все вышли, свет погас, а мы в исповедальню, и там… Только раз, поскольку начиналась следующая служба.
Все. Вау!
Директор. Но один.
Менеджер. Ты выиграла. Опять.
Аккаунт. Респект.
Директор. Ладно. За работу. Двадцать минут десятого.
Креатор. Может, стоит попробовать этот метод — держаться за руки?
Аккаунт. Похоже, работает.
Сцена третья
Бухгалтер. Я девственница. Двадцать восемь лет. Засиделась, знаю. Недавно в «Cosmo» прочитала, что 59 % пар занимаются сексом на первом свидании. А я нет. Я храню невинность для мужа. Когда-то у меня был жених, мы даже планировали обвенчаться. Познакомились во время паломничества и встречались целый год. Держались за руки и целовались. Ничего больше. Терпеливо ждали свадьбы. Назначили дату через два года, но Богдан — так его звали — неделей позже сказал мне, что сомневается и разрывает помолвку. Я была в шоке. Сказал, что должен все еще раз обдумать и что я первой узнаю о его решении. Прошло уже восемь месяцев, а он молчит. Иногда меня зло берет, но я говорю себе, что так захотел Бог. Значит, он не был мне на роду написан.
Я с пяти лет живу в столице. У меня собственная квартирка с коллекцией кактусов. Виды самые разные. Апорокактус, долговечный эхинопсис, маммилярия с розовыми цветочками, вчера желтым расцвела пародия. Такое разноцветье сейчас. Все цветы расставлены рядком, потому что я люблю порядок. Все должно быть, как Господь наказал. Чашки стоят ушками только влево, авторучки в подставке — только вверх колпачками. Будь то стол, пальто, костюм или берет, неважно, я готова заплатить подороже, но вещи должны служить долго. Одежду похуже ношу дома, получше — на работу и в костел.
Каждую неделю езжу домой, к мамочке. С подругами встречаюсь редко. Моя лучшая подруга — мама. Приезжаю к ней на все выходные, мы вместе готовим еду. Обед должен быть плотным, чтобы наесться. На первое суп, на второе картошка с мясом и под конец десерт, а потом на пару смотрим сериалы, болтаем, смеемся, плачем. Таки проводим время.
Еще я молюсь. Мне есть о чем. Я знаю одного ксендза. Его зовут Павел. Мы знакомы с лицея. Вместе ходили после занятий есть пончики, а потом на встречи общины. Я была его единственной подругой. Других не было. А потом он почувствовал призвание и пошел в семинарию. Говорил что-то о любви к Богу, к ближнему. Не испытывал того, что я. Я ему ничего не сказала. Ведь добиваться должен мужчина, а что взять с ксендза? Сейчас? Сейчас тем более. Сейчас, особенно после того, как ушел Богдан, когда я приезжаю домой, мы опять часто встречаемся и подолгу разговариваем. О нас, о жизни, о Боге, о людях.
Я верю в Бога. Глубоко. Последние две недели я не ездила к маме. А как только поехала, на следующий же день пошла в костел. Скучала по нему. Увидела его в алтаре, но он словно был повсюду. Передо мной, за мной, рядом, в моей голове. Я встала на колени. Сложила руки и стала молиться. Молилась, чтобы быть с ним, чтобы почувствовать его в себе. Ничто больше не имело значения. Только я и он. Словно мир не существовал. Не было никого, кроме нас. Он взял его в руки и — вперед. Ко мне. Приближался медленно, степенно. Взглянул на меня, мягко улыбнулся. А я вся внутри дрожала. Напряженная, как струна, полная любви. Я столько ждала. Вся его. Готовая, чистая, верная. А он шел ко мне с ним в руках. Я шептала только «Отче наш», так как не верила, что это происходит на самом деле, что вот оно. Так сильно я скучала. И боялась. Боялась его принять. Он встал передо мной. Высокий, мужественный, знакомый и теплый. Я подняла взгляд и посмотрела наверх. Видела только черные пуговицы сутаны. Как лестница на небеса. Он держал его в руках на высоте моих губ. Мой хлеб, моя жизнь, моя святыня. Я закрыла глаза, а он вложил мне его в рот. Даже голова закружилась, когда я почувствовала этот знакомый вкус, тепло, перетекающее из горла в сердце. Павел произнес: «Тело Христово». «Аминь», — ответила я, и он пошел дальше.