— Я не хочу испытать унижения, Адам. Я видел, как людей вздергивают на виселицу. Они дрыгают ногами, их кишки опорожняются, а член встает. Толпа хохочет над их позором. Это не смерть для рыцаря, который до сих пор старался вести достойную жизнь.
Адам кивнул.
— В этом ты прав.
Углы рта рыцаря дрогнули в улыбке. В печали и молчании Адам и Джеффри долго смотрели друг на друга. Барон стоял, морщась от боли в ноге.
— Ты устал. Наверное, нам всем лучше уйти, а брат Томас посидит с тобой. Может быть, исповедавшись ему, ты облегчишь свою совесть и он как служитель Божий сможет принести тебе некоторое утешение. Вы позволите, миледи? — Он посмотрел на Элинор, и та кивнула. — Пока он выслушает твою исповедь и даст совет, я освобожу сына, приведу сюда стражу и пошлю за шерифом.
Джеффри кивнул.
— Именно так, друг мой.
Адам обратился к Томасу.
— Когда вы исполните свои обязанности исповедника, и он отдохнет, зайдите за мной. Я должен объяснить сэру Джеффри, на что он может рассчитывать в заключении и на что нет. — Барон закрыл глаза, непонятно — то ли от усталости, то ли от печали. — Ты мой самый испытанный и самый дорогой друг, Джеффри. Я должен обойтись с тобой не менее учтиво, чем со своим сыном.
— Как вам угодно, милорд, — ответил Томас.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Свет следующего утра не принес радости. В лице Томаса не было ни кровинки. Ему очень не хотелось сообщать дурную весть.
— Можете быть уверены, миледи, сэр Джеффри отошел в мире, — сказал монах, поспешно пряча руки за спиной, словно они были вымазаны кровью, которую он хотел скрыть от вдовы.
Исабель издала вопль, от которого даже у самых черствых мужчин по щекам потекли бы слезы.
Юлиана заключила подругу в объятия с материнской нежностью, прижавшись щекой к ее волосам.
— Так, значит, умирая, он не испытывал боли, брат? — спросила она, и ее глаза были такими же темными и непроницаемыми, как когда они с Томасом глядели друг на друга, стоя на заметенной снегом стене.
— Истечь кровью — сравнительно легкая смерть. К тому же душа вашего отца пребывала в мире. Как сказал мне барон Адам, я остался с ним и выслушал исповедь. После чего он заверил меня, что я могу идти, ибо он получил от меня то утешение, в котором нуждался. В этом вы можете найти успокоение.
— Отец смог повидать его после исповеди, как собирался, или сэр Джеффри был слишком слаб? — Элинор смотрела на монаха с сочувствием. Она налила вина в чашу и протянула ее Томасу: — Выпейте, брат. Вам это необходимо.
Томас с благодарностью взял протянутое вино и выпил скорее из благодарности, чем от жажды.
— Он устал, но, тем не менее, настоял, чтобы я позвал вашего отца. Я подождал за дверью на случай, если понадоблюсь кому-то из них. Потом барон ушел, оставив сэра Джеффри одного. Он сказал, что рыцарь уснул глубоким сном и чтобы никто, даже сестра Анна, не мешали его другу отдыхать. Он сказал, у сэра Джеффри в ближайшие дни воистину будет не так много спокойных минут. Хорошо, что ваш отец хотя бы смог поговорить с ним перед смертью. — Он сделал еще один приличный глоток. — Я все время спрашиваю себя, вдруг я мог что-то сделать…
— Нет, брат, выбросьте это из головы, — сказала Элинор, — Вы ничего не могли сделать, чтобы предотвратить его смерть. Уверяю вас. Сестра Анна сказала, что сэр Джеффри был слишком взволнован, когда делал свое признание, отчего рана могла открыться, но кровотечение, скорее всего, было медленным. Никто из нас ничего не заметил, пока не стало слишком поздно. Когда же мой отец решил, что сэр Джеффри засыпает, тот, по-видимому, как раз предавал Богу свою душу.
Элинор повернулась к плачущим женщинам.
— Неисповедимы пути милости Господней. Мы все слышали, как сэр Джеффри сказал, что он не желает попасть в руки палача. Может статься, что Бог внял его молитве. Видимо, после исповеди душа его примирилась с Господом, а Господь примирился с сэром Джеффри, иначе Он не даровал бы ему столь милосердной кончины.
Томас допил оставшееся вино. Настоятельница налила ему еще.
— И вы, брат, тоже пребудьте в мире. Благодаря вам сэр Джеффри умер, очистив душу от греха, и его похоронят в освященной земле, что было бы невозможно, умри он от собственной руки.
Элинор протянула руку и коснулась его рукава.
— А сейчас не лучше ли вам пойти к отцу Ансельму? И к нашему общему племяннику. Сейчас, если хотите, можете идти к ним. Сестре Анне может понадобиться ваша помощь
Томас по-прежнему смотрел в свой пустой кубок. Когда смысл ее слов дошел до него, он вздрогнул. Подняв глаза на Элинор, Томас почувствовал, как кровь приливает к лицу. С некоторым удивлением он увидел, что и у настоятельницы на щеках вспыхнул румянец.
— Да, брат. Я слышала, что у меня этой зимой стало на одного брата и одну сестру больше, чем раньше. Сестра Анна сказала мне, что Ричард зовет вас дядей, а ее он удостоил быть тетей.
— Я его не поощрял… — начал он.
— Перестаньте, брат! Вы знаете Ричарда. Его не нужно было подталкивать, у него имелась своя серьезная причина принять вас обоих в свою семью. И я уважаю его решение. Возложив на себя обеты, мы все трое и так уже стали братом и сестрами во Христе, но после всего, через что мы вместе прошли, начиная с моего появления в монастыре, я уверена, что мы имеем право и на более тесное земное родство.
— Миледи, вы так добры…
Элинор махнула рукой.
— Идите и ухаживайте за больными, брат. Я останусь здесь с леди Исабель и леди Юлианой.
Когда дверь за монахом закрылась, Элинор изо всех сил, до боли зажмурилась. Ее тело опять требовало гораздо более тесной близости с молодым священником, чем братская любовь. Затем, сделав глубокий вдох, она повернулась к женщинам.
— Я разделяю вашу скорбь о потере сэра Джеффри, доброго и достойного человека, спасшего жизнь моему отцу.
— Да, таким он и был, миледи. А мне еще и любящим отцом, — откликнулась Юлиана. Она хотела было встать, но не смогла оторвать от себя Исабель.
— Нет, Юлиана, не оставляй меня. — Исабель подняла глаза на падчерицу. При этом стало видно, что от усталости ее лицо стало пепельно-серым, а глаза — красными от слез. — Теперь, когда твой отец умер, ты не можешь уехать в Тиндал. Надеюсь, ты это понимаешь.
Юлиана отвернула голову прочь от Исабель и нахмурилась, но в ее взгляде Элинор прочла скорее боль, чем гнев.
Исабель принялась хвататься за руки падчерицы.
— Ты можешь молиться, сколько хочешь, в часовне Лейвенхэма. Тебе не нужно никуда уезжать. — Углы ее рта нерешительно поползли вверх, но улыбка получилась слабая. — Ты должна остаться со мной. Подумай, как я теперь нуждаюсь в твоей поддержке и утешении. Моя самая давняя подруга. Моя любимая сестра.
Она прижала руки Юлианы к своей груди и посмотрела на Элинор.
— Пусть сэр Джеффри убил Генри, но мне он был хорошим мужем, как он был хорошим отцом Юлиане. Я больше не выйду замуж, а останусь вдовой до конца моих дней.
Она ласково коснулась лица Юлианы.
— Послушай меня, милый друг, ибо я разделяю твое желание не выходить замуж! Клянусь принять перед лицом епископа покров и кольцо вместе с обетом целомудрия на все оставшиеся годы. Это означает, что и тебе не нужно выходить замуж, понимаешь? Ты сможешь быть со мной и утешать меня. Мы сможем оказывать друг другу поддержку в наших молитвах — две сестры, соединенные в скорби.
Исабель потянула Юлиану за платье и засмеялась, но в ее смехе было мало веселья.
Насколько возможно мягко Юлиана отвела ее руки, подошла к Элинор и опустилась перед ней на колени.
— Я по-прежнему прошу разрешить мне поселиться отшельницей в Тиндале, миледи, — сказала она тихо, но твердо.
— Нет! — вскричала Исабель. — Ты не можешь этого сделать. В этом нет никакой необходимости!
— Успокойся, Исабель, — сказала Юлиана.
Исабель бросилась на устланный камышом пол и поползла к стоявшей на коленях женщине. Она обвила руками ноги падчерицы и прижалась лицом к ее бедрам.
— Разве ты не понимаешь, что это Господь внял нашим молитвам? — Ее приглушенный голос звучал хрипло. — Когда я выходила замуж за твоего отца, я знала, что он старый человек и скоро умрет. Но сейчас его смерть — это определенно перст Божий! Вдовой я буду иметь достаточно дохода со своих земель, чтобы мы обе могли жить спокойно, ни в чем не нуждаясь. Джордж не станет заставлять тебя выходить замуж ни за Роберта, ни за кого-то еще, кого ты не любишь. Бог явно хочет, чтобы мы обе жили, как раньше…