— Мои бабушка и дедушка платят вам много денег, — Хантер начал загибать пальцы. — Денег, которых у них нет. Я ничего у них не прошу, и вы это знаете. Во-вторых, вы ни капли не беспокоитесь о парнях вроде меня, которые должны привести свою жизнь в порядок, как вы это назвали. Мы приносим вам слишком много денег. Вам не нужно, чтобы я шел по пути добродетели, потому что, как только я это сделаю, ваш доход иссякнет. Вам нужны такие парни, как я, чтобы ваши карманы оставались толстыми.
— Это полная ерунда.
— Разве? Без преступности не было бы инспекторов по надзору за условно осужденными, пенитенциарной системы, охранников, судей, присяжных, охранников, полицейских, центров реабилитации наркоманов, оперативных групп, адвокатов, агентов ФБР, управления исправительных учреждений и поручителей под залог. И это я еще не всех назвал. Миллионы долларов пропадут в один миг, если мы покинем свои клетки, и вы это знаете. Ребята вроде вас, буквально, рассчитывают на мое падение.
Они смотрели друг на друга.
— Хантер, независимо от того, что ты думаешь, я всегда хотел для тебя лучшего. Ты умный и у тебя большой потенциал, но ты его упускаешь.
— Упущение — такое глупое слово… Звучит чертовски смешно, не правда ли? — Рейнольдс поморщился. — Вы имеете право на свое мнение, а я — на свое, но факты есть факты, и вы не можете этого отрицать. Когда преступники — это ваш хлеб с маслом, как кто-то в здравом уме может доверять свои интересы вам, судьям или прокурорам? Это все равно, что ожидать, что лев станет веганом. Мы нужны для этой экономики, мы оба это знаем, а вы хотите, чтобы я сказал вам, что я…
— О, так ты хочешь сказать, что стреляешь в людей, надираешь им задницы, грабишь магазины, угоняешь чужие роскошные автомобили, так сильно перерезаешь парню шею, что у него фактически выпадает горло, и забиваешь другого парня почти до смерти, а затем истерически смеешься, когда его увозят в реанимацию, что все это ты делаешь для нашей экономики? Ты убиваешь людей по доброте душевной, Хантер? Финансовая ответственность, я так понимаю? Как мило с твоей стороны!
— Суть в том, что я не буду лгать вам, как вы, сидя в этом кресле, лжете мне и всем заключенным, говоря, как чертовски счастлив он должен быть от того, что тюремная система специально устроена как вращающаяся дверь. Я нужен вам больше, чем вы мне, — Хантер указал на себя, когда поднялся на ноги, выпуская гнев, который накапливался в нем слишком долго. — Без болезней нет врачей. Без гнилых зубов нет стоматологов. Вы не лучше меня, чуваки... Просто дайте мне досидеть здесь свой срок и оставьте меня, блядь, в покое, хорошо? Это дурацкая, фальшивая встреча. Можете записать в своих заметках, что сегодня сделали доброе дело. Идите на хер, у меня нет времени на эту херню.
В кабинете воцарилось молчание.
— Хантер, присядь. Нам еще есть что обсудить, — Хантер просто впился в него взглядом. — Пожалуйста, — через несколько секунд он неохотно плюхнулся обратно на сиденье. — Это выше твоего понимания и твоих искаженных взглядов на реальность. Нам нужно знать, что на этот раз ты будешь вести себя по-другому. Я серьезно. Это войдет в твое новое дело. Просто пойди мне навстречу, пожалуйста, и покончим с этим!
Прошло несколько минут, пока он обдумывал ситуацию.
— Прежде чем я соглашусь сыграть в вашу маленькую игру, я хочу, чтобы эти два обвинения за незаконный сбыт наркотиков были убраны из моего гребаного дела.
— Я не упомянул их.
— Я не тупой, чувак, я вижу их на бумаге! — он указал на открытую папку. — Я не делал этого дерьма, и вы это знаете. За всю мою жизнь у меня никогда не было проблем с наркотиками. Этот полицейский ничего не нашел. Он видел только пачку денег и немного белого порошка, который был мелом, которым я натирал свой кий для игры в пул. Ради бога, бильярд. Чертов идиот предположил, что это остатки наркоты... тупая задница. Он даже не проверял это. Сигареты, пиво, немного травки время от времени, вот и все. Никогда не продавал и не принимал наркотики за всю свою жизнь. Говорю вам, я хочу убрать это дерьмо. Как минимум, вычеркнуть. Вранье. Я хочу, чтобы это исчезло.
— Я посмотрю, что можно сделать, — Рейнольдс вздохнул. — Мне все еще нужно знать, Хантер, каковы твои планы, потому что я потянул за ниточки, чтобы тебя вытащить. Я исчерпал свою благосклонность от твоего имени. Никто не может спасти тебя от самого себя. Доллар здесь бессилен.
Хантер причмокнул и откинулся на спинку стула. Ему смертельно надоел этот парень и его круглый, как шар для боулинга, друг. Было время, когда мужчина бы встал со стула и избил их обоих до полусмерти, заставляя их жен на это смотреть. Но он пытался контролировать себя, независимо от того, насколько приятной была эта мысль.
— Твоя бабушка умоляла меня. Это единственная причина, по которой кому-то действительно не наплевать на то, что с тобой случилось, — продолжил Рейнольдс. Хантер прищурился. Он проглотил то, что он действительно хотел сказать... Слова, сказав которые он уже никогда бы не мог вернуть. — Могу я получить хотя бы «спасибо»? — парень ухмыльнулся.
— Я готов идти… — Хантер поднялся на ноги и уставился на Рейнольдса. Каким, должно быть, заносчивым мудаком он был в старшей школе. Человеком, который никому не нравился, а теперь он адвокат по уголовным делам в великом штате Мичиган, кичащийся своим авторитетом. Мужчина посмотрел на документы и хмыкнул. Его нос был красным, его глаза блестели без всякой причины, а его кожа имела голубоватый оттенок, как будто он не видел солнечного света нескольких недель.
— Уведите его отсюда, — пробормотал он, ни на кого не глядя, и махнул рукой, как будто дал команду вынести мусор.
Хантер почувствовал знакомое дерганье и рывки своих рук, когда вокруг его запястий застегнули холодные неудобные наручники, и тяжелая дверь открылась, давая возможность выйти. Ему всегда приходилось пригибаться, чтобы не задеть головой дверной проем. Вернувшись в камеру, он лег на кровать, его темно-синяя форма была пропитана потом. В том кабинете было чертовски жарко, но никто, казалось, этого не замечал, кроме него. Он уставился в потолок, слушая храпы своего соседа. Несколько часов спустя принесли ужин, но он отказался его есть и отодвинул тарелку в сторону. День и ночь стали размытыми, сливаясь вместе, как вода и кровь в сточной канаве. В голове всплыло лицо его матери, испачканное запекшейся кровью, и ее безжизненные закатившиеся голубые глаза.
Крики в тюрьме вырвали его из воспоминаний... Он ненавидел эти крики, громкие вопли, раздававшиеся поздно вечером.
— Да ладно, чувак! Помогите, кто-нибудь! Ублюдок!
Последовал шум, битва на смерть. В этом не было ничего нового. Как правило, у кого-то случалось психическое расстройство, или возникали приступы параноидального бреда, и тогда, конечно, происходили нападения… одно за другим. Хантер услышал громкий стук, как будто тело бросили об стену, а затем серию ударов. Он остался лежать на койке, скрестив лодыжки и сложив руки на животе.
— Соси! Если укусишь, я тебя убью!
Он закрыл глаза, когда послышались булькающие звуки, и последовали новые крики. Некоторые заключенные смеялись, шутили, выкрикивали отвратительные слова ободрения.
— Сейчас он получит твою задницу! Ты должен надеяться, что он использует немного жира! — кричал кто-то, сопровождаемый взрывом хриплого смеха.
Хантер не был полностью уверен, в какой камере это происходило, но у него были подозрения. Старик по имени «Герыч» был известен тем, что подмазывался к некоторым закоренелым наркоманам. Он западал на худых с голубыми глазами, которые использовали любую возможность, чтобы заполучить дозу — настоящие наркоманы. Это были его фавориты, хотя он бы согласился и на толстых коротышек с теми же слабостями, если бы не было выбора. Старый широкоплечий бандит с сонными глазами был известен тем, что предлагал обдолбанным новичкам всевозможное дерьмо, зная, что у них нет денег на нормальную дрянь. Они сожгли все свои мосты с семьей несколькими дозами, понюшками и уколами игл.
У них не было посетителей, и люди, кроме других закоренелых наркоманов, чурались их. Друзей у них было мало. У большинства наркоманов возникали некоторые проблемы с их наркозависимостью, связанные со степенью разделения: не употреблять, а продавать или налаживать контакты и сбыт в качестве посредника. Тем не менее, для таких хищников, как Герыч, эти наркоманы были воплощением мечты.
Хантер закусил изнутри свою щеку, когда последовали слишком знакомые звуки обуви, скользящей по полу, двойной стук в стену камеры, отчаянные вопли и последующие возбужденные проклятия.