Черный уставился на него остекленевшими глазами.
– Эти проклятые маленькие ворюги, – пробормотал он. – Да еще жара… она доконает меня.
И этого хватило, чтобы мои бедные нервы не выдержали. Я накинулся на него с растущей в груди злостью.
– Мне так же жарко, как и вам! – рявкнул я. – Еще одна такая выходка, и я аннулирую вашу торговую лицензию!
Слэн не сводил с меня неподвижных глаз, его косматые брови сомкнулись в одну линию. Он не представлял собой приятное зрелище в грязной майке и мятых штанах, заправленных в старые ботинки. Руки его, как я помню, были покрыты фиолетовыми пятнами ожогов от старых сражений с применением лучевиков. Толпа красномордых, почувствовав конфликт, придвинулась ближе, пристально наблюдая за нами.
– Вы поняли? – гаркнул я и сунул лучевик в кобуру.
Слэн все еще ничего не ответил. Я видел, как напряглись его мышцы, словно он готовился прыгнуть. И я подумал, успею ли выстрелить первым…
Но тут я услышал голос Уилки, зовущий меня из радиорубки.
– Корабль на подходе! – закричал он. – Уже идет на посадку!
НАПРЯЖЕННАЯ ОБСТАНОВКА сразу же спала. Мы со Слэном резко повернулись в большому песчаному полю, которое шутливо называли космопортом. И конечно же, над ним уже висел добрый, старый «Вестрис», покачиваясь на струях пламени, а моя команда стояла вокруг и глазела на посадку, такая бодрая, будто бы не проспала весь день.
Как только корабль приземлился, Уилки уже побежал за почтой. Его девушка писала ему по одному письму в месяц. Я пошел за ним, чтобы посмотреть, привез ли корабль табак.
С лязгом раскрылся главный люк «Вестриса», и из его темноты шагнул на трап, потирая руки, низенький человек. Он был в выцветшем волокнистом дождевике, хотя, видит Бог, на Марсе еще никому не понадобился дождевик, а позади него носильщик с трудом тащил негабаритный чемодан.
Слэн, ждущий, пока спустится лифт, чтобы выгрузить из него всякую торговую мелочевку, нахмурился, очевидно, подумав, что этот человечек торговец-конкурент.
– И какого черта вам здесь понадобилось? – грубо спросил он.
Маленький человечек сделал странное движение, будто мыл руки.
– Джон Энсон, путешественник, – сказал он. – Занимаюсь гальванопластикой золотом и серебром по минимальным расценкам. Возможно, у вас, джентльмены, найдутся серебряные вещи, нуждающиеся в дополнительном покрытии…
Я подумал, что Черный Слэн сейчас взорвется.
– Серебряное покрытие?! – взревел он. – Вы что, черт подери, считаете, что здесь богатый пригород?
– Не обижайтесь, сэр… Не обижайтесь. Вообще-то я веду бизнес с туземцами. Они, как дети. Любят блестящие вещички. Но позолоченные часы и хромированные ножи со временем тускнеют. А я придаю им прежний блестящий вид…
Как дети, это точно. Я посмотрел на маленького человечка и усмехнулся. В те времена много таких побывало на Марсе. Начинали с рюкзачком за плечами, а заканчивали миллионерами. По рубину за гальванопокрытие будильника. Или кожу хулла за то, чтобы превратить тусклый железный браслет в золотой или серебряный. Хороший бизнес, так как на Марсе до сих пор имелись в избытке лишь два металла – железо и медь.
– Если бы я только мог найти себе помещение, – продолжал Энсон.
Я велел одному из своих людей выделить ему уголок на складе и повернулся осмотреть нашего второго гостя. Это был высокий, сутулый человек, одетый в мрачную черную одежду. Но глаза его были серыми и дружелюбными, и вообще он немного походил на Авраама Линкольна.
– Преподобный Иезекия Джонс, – представился он. – Прилетел, чтобы вести миссионерскую деятельность среди язычников.
Я замер и пробормотал нечто вроде приветствия. Миссионерская деятельность…
– Я счастлив встретить вас здесь, господа, – продолжал преподобный Джонс. – Я привез великие традиции Земли отсталым туземцам этой забытой Богом заставы. Дух законности и правопорядка, которые сделали нашу цивилизацию великой…
Я ничего не сказал. Я подумал о законности и правопорядке, представленными моей полупьяной командой, продуктами цивилизации Слэна – оружии и ликере, – и о христианском духе, который большинство из нас оставили на Земле. Потом я взглянул на Слэна. Он буквально брызгал гневом. Лицо его побагровело, а глаза стали холодными, как лунный пейзаж. Потом он подпрыгнул, словно его укусил один из зеленых, очень больно кусающихся марсианских муравьев.
– Нет! – проревел он, махая кулаками. – Клянусь пространством, нет! Не будет лживого певца псалмов на этом форпосте, который станет совать свой длинный нос в мои дела и вызовет проблемы с красномордыми! Будь я проклят, если позволю… – И тут он принялся высказывать свое мнение о миссионерах и миссионерстве на главных языках и диалектах всех девяти планет.