– Учитывая вынужденный переезд, запланированные практические занятия временно проводиться не будут. Их мы отработаем позже.
Лучше вообще никогда практику не проводить! Не хочу разоблачения! Повернув голову вправо, я поняла насколько эгоистичны мои требования. Ведь Сарон на обеде признался, что ради помощи мне возглавил бунтовщиков. Нельзя же так относиться к друзьям. Так по-свински.
Все-таки Сарон – мой друг. Я улыбнулась, чувствуя, что все-таки счастлива за него. Все шесть лет нашего знакомства он был бледной тенью, существовавшей где-то на периферии. Но не сейчас. Сейчас он в своей стихии.
– Адепт Тонверк, выйдите. Вас ожидают за дверью, – сообщил магистр Каснийский, на минуту прервав занятие.
Я пожала плечами на удивленный взгляд Сарона и направилась к двери.
– И в следующий раз озаботьтесь приобретением письменных принадлежностей, – долетело вдогонку.
В коридоре, прислонившись к стене и сложив руки под грудью, ожидал Вольсхий.
Как молитву, я повторяла слова «он ничего не знает», и по его хмурому виду я понимала, что молитва имела вложенную в нее силу.
А что еще ему могло от меня понадобиться? Он же все время бегал по академии, вводя новшества. Отчего вдруг выделил время обычному адепту? «Почти обычному» - тут же поправила я саму себя.
– Пройдемте в мой кабинет, адепт Тонверк, – приказал Вольсхий. – Нам с вами предстоит серьезный разговор.
– Монрес ректор, –я остановила Вольсхого, пожелав сразу узнать причину столь бурного интереса к моей персоне. – Какие-то проблемы? Я прошла проверку и не вижу причин для встреч с вами.
– Как минимум, на моем столе до сих пор не лежит ваше заявление на последнюю из академических квалификационных работ. Вы должны понимать, насколько все серьезно. А во-вторых, я хотел обсудить произошедшее на проверке и последовавшие за ней результаты. Я не имею права принимать подобные решения без вашего ведома, адепт Тонверк.
Вольсхий говорил долго и основательно. Его многословие выводило из себя после первых фраз, но я держалась. Был бы Вольсхий просто ректором, так нет же – он хозяин земли. Что еще не доказано!
Озарение улучшило настроение раза в два. И тут же оно упало раза в три: причин ненавидеть Вольсхого больших, чем ухудшение пропитания и отобранная деятельность, у меня не было. Маленькой армии, от которой я ожидала посильной помощи, тоже.
В центральную башню я все-таки пошла.
Ректорский кабинет также претерпел изменения за то время, что прошло с моего последнего визита два дня назад.
Поменяны старые шторы, положен ковер с гладким ворсом, занесены и заставлены книжные стеллажи и нет больше стула с поломанной ножкой. На его месте кресло, в стороне еще несколько и диван.
– Присаживайтесь, адепт Тонверк, – тем же приказным тоном предложил Вольсхий. – Как я уже упоминал, нам требуется решить несколько важных вопросов.
Я присела на кресло у стола, а Вольсхий на свое место. Он выверенным движением вынул из ящика стола знакомую папку с моим личным делом, в которую значительно добавили листов.
– Начнем с ваших научных достижений. На проверке вы показали, что способны завершить седьмой уровень. Я подготовил документы и список необходимых тем для досрочного повышения на восьмой уровень…
– Не стоит. Мне и на седьмом неплохо. Или вы все еще лелеете надежду избавиться от всех? Восемь адептов честно прошли проверку!
– Адепт Тонверк, будь моя воля, я бы вас на первый уровень отправил, – признался Вольсхий. – Таланты, подобные вам, нужно держать при себе как можно дольше. Получается, от повышения уровня вы отказываетесь?
– Именно так.
Небольшая стопка листов, видимо связанная с досрочным прохождением седьмого уровня, отложена в сторону. Вольсхий сложил руки в замок на столе и продолжил.
– Как я понимаю, вы научились смешивать энергии смерти и жизни в одну. Не отказывайтесь. Результаты проверки говорят сами за себя. Вы из осколка кости создали нового щенка. Притом живого щенка.
– Но он был мертв! Я уверена в этом.
– Был, – согласился Вольсхий. – Я отправил тушку в исследовательский центр, но в пути щенок запищал. Он ожил, адепт.
– Ничего не понимаю, – я обескураженно вздохнула.
На самом деле, все я прекрасно понимала. Более того, пыталась побыстрее уйти с чужих глаз, но Вольсхий не позволил, отобрав щенка и пообещав самостоятельно о нем позаботиться.
– Проблема состоит не в том, что щенок гигеры стоит семьдесят тысяч льят, а в том, что самка гигеры стоит полтора миллиона льят. Как известно, каждая самка способна выносить до двадцати щенят.
– Вы хотите, чтобы я продала того щенка? Но… я не понимаю. Вы и без моего разрешения могли его продать. Зачем оно?
Вопрос о моих правах был проигнорирован.
– Я не хочу, чтобы вы продавали щенка. Более того, поспособствую получению документов и сохранению за вами прав хозяина.
– Почему?
– Псарня. Ни одна академия в мире не имеет псарни, состоящей сплошь из гигер. Вы же знаете, что гигера – боевая порода?
– Имею представление, – я кивнула, подтверждая правоту.
Если псарня – это все, что ему от меня нужно, то, может быть, мы сможем договориться? Мне эта собака ни к чему. Да и на какие деньги мне кормить бойца? Гигеры в холке с пол роста самого Вольсхого вырастают.
– Пожалуй, можно обсудить такую перспективу. Иначе я пострадаю, не так ли? Не вы, так кто-нибудь другой захочет отобрать у меня собаку, стоимостью полтора миллиона.
– Собака –меньшее из ваших бед, адепт Тонверк. В течение считанных дней информация о ваших удивительных способностях разлетится по всей стране…
Звучит как…
– Это угроза?
– Это предложение опеки, адепт Тонверк, – поправил Вольсхий.
– В случае вашего поражения больше всех пострадаю я, и вы это прекрасно понимаете, монрес ректор, –напряженная я сидела ровно до болей в спине. – Соперник воспользуется тем, что мне якобы требуется опекун. Я не могу пойти на нечто подобное.
– У вас уже была возможность убедиться, что на этой земле вам не о чем беспокоиться. Опасности нет.
– Опасен закон. Отобрать право на опекунство – раз плюнуть!
– Вы так близко знакомы с законом?
Небольшая перепалка набирала серьезные обороты. Это ни к чему хорошему не приводило.
– Не то чтобы… На официально задокументированную опеку я не согласна. Ни за что. Есть еще предложения?
Вольсхий не просто тиран. Он – чудовище. Монстр, который чует слабину в противнике и осторожно прощупывает куда бы ударить. Туда, куда удар получится чувствительнее всего. Ненавижу таких людей.
– Мне нужно объяснить, что уже долгие годы некроманты и целители пытаются объединить энергии жизни и смерти? Вы, в лучшем случае, в ближайшие пятнадцать-двадцать лет будете находиться в весьма незавидном положении вечной беременности. Притом от тех, кто больше заплатит.
– У опекуна будут возможности для продажи, вы не находите, монрес ректор? Так поступить с взрослой и самостоятельной женщиной без преступления закона не получится. Вы ведь чтите закон?
– Именно это ожидает вас, если я вышвырну вас за пределы гнезда.
– Гнезда? – неожиданное местонахождение сбило с толку.
– Эти земли изначальны и исконны для моего рода, адепт Тонверк. Это дает некоторые преимущества.
– Мне нужно подумать.
Я держалась из последних сил. Меня лучше бы, наверно, исключили вместе с остальными. Не было бы сейчас никаких угроз и неприятных предложений. Не было бы опасности оказаться под рабской опекой. Нужно бежать. Сейчас же хватать чемоданчик и бежать. Денег впритык, но, если экономить, хватит на неделю.