— Как это?
— Когда отец понял, что ни я, ни мои братья не собираемся следовать по его стопам, он изъял деньги из производства и вложил в спекуляции на бирже. Великая депрессия уничтожила все его средства. Мне удалось приобрести небольшой дом в деревне, в zone попо, где он сейчас тихо проживает.
— Nono?
— Сокращение от non оссирёе. Оккупированную часть страны они называютja-ja France и обвиняют нас в том, что нам нравится жить под немцами. Но не думаю, что с моей стороны будет преувеличением утверждать, что если бы не моя работа в оккупированном Париже, мой отец и братья умерли бы с голоду.
— Вы хороший человек, месье Диор.
— Я ни то ни се. Ни ja-ja, ни nоnо.
Он появился из кухни в клубах ароматного пара. В руках у него было блюдо с огромным красным лобстером.
— Святой Толедо! — воскликнула Купер.
— Прислали мне из Гранвиля, с родины, — расцвел Диор. — Вам не кажется, что она как нельзя более подходит к случаю? Гражданка моря, соединяющего вашу страну и мою. Вы только взгляните на ее великолепный наряд! Какие цвета! А оборочки и банты! И оцените юбку. Даже Скиапарелли не способна придумать столь бесподобный костюм.
— Но почему вы решили, что это — она?
— Дорогая, я вырос у моря. Я прекрасно разбираюсь в лобстерах.
И лобстер стал празднеством для гурманов. К нему даже нашлась бутылка белого вина из Пуйи-Фюме[18].
Так роскошно Купер не трапезничала со времени отъезда из Штатов. Но в середине ужина она снова расплакалась/
— Что случилось? — встревоженно спросил Диор.
Она положила нож с вилкой и схватила салфетку, чтобы промокнуть глаза.
— Все пытались отговорить меня от замужества, но я никого не слушала.
Диор потрепал ее по руке:
— Ну это не последний мужчина в вашей жизни, следующий будет лучше.
Купер горько рассмеялась сквозь слезы:
— Я не планирую снова выходить замуж, месье Диор. Амори — моя первая и последняя любовь.
— Это сейчас вы так чувствуете. Но вы молода. Любовь не заставит себя долго ждать.
— А у вас тоже так? — осмелилась спросить она. — Стоит закончиться одной любви, начинается другая?
Уголки его губ опустились:
— Не думаю, что с меня стоит брать пример. Я не слишком… типичен.
— Я тоже. Так что же мне делать, если я ступила на канат, и его мотает из стороны в сторону, а ни остановиться, ни развернуться уже нельзя?
— Как вы сами сказали — падать.
Она взглянула на него серьезными серыми глазами:
— Тогда вы смотрите на падающую женщину, месье Диор. Остается лишь гадать, как долго это продлится и сколько костей уцелеет после падения.
Он нежно погладил ее запястье кончиками пальцев:
— Вот увидите, та petite[19], над вами раскроется парашют, белый как облачко, и вы безопасно спланируете на землю.
— Это утешает, — ответила она, нисколько не утешившись.
— Вы можете оставаться у меня столько, сколько потребуется. — Он легонько сжал пальцами ее запястье.
— Вам быстро наскучит мой унылый вид.
— Сомневаюсь. Вы способны украсить собой что угодно.
Он приготовил пудинг из сваренных в компоте сухофруктов и долго извинялся за отсутствие сливок, сахара и масла. Каждому также досталось по маленькой чашечке кофе, сваренного, как она догадалась, из давно припрятанных запасов. Она твердо решила как можно скорее раздобыть ему свежего кофе.
Не успели они покончить с напитками, как в дверь постучали.
— Надеюсь, вы не станете возражать против присутствия нескольких друзей? — спросил Диор. — Они всегда забегают ко мне после ужина.
Видение в дверном проеме материализовалось в Сюзи Солидор в блестящей и длинной, в пол, собольей шубе. Под распахнутыми мехами на ней было узкое, облегающее фигуру серебристое платье. Певица сияла, как платиновая статуэтка в стиле ар-деко. Проигнорировав Диора, она устремилась к Купер с простертыми руками:
— Купер, моя малышка! Мне рассказали, вы искупались в крови! — Сильные ледяные пальцы вцепились в плечи, холодные губы коснулись щек. Она откинулась назад, рассматривая Купер, как ястреб, нацелившийся на голубку. — Значит, теперь вы бессмертны. Выглядите просто очаровательно.
Следом за ней, с такой же помпой, вошел толстый мужчина с дикой шевелюрой, густой спутанной бородой, красными, как наливные яблочки, щеками и пронзительными голубыми глазами, которые тут же уставились на Купер.
— Так вот какую зверушку завел наш Кристиан! — пробасил он; зажатая в губах сигарета запрыгала вверх и вниз. — Надо же! Ах он, серый волк! Небось держит вас взаперти на чердаке, дорогуша? А ключ от чердака носит на цепочке на шее?
Диора нисколько не смутили их экстравагантные приветствия.
— Вы, конечно, уже знакомы с Сюзи, — обратился он к Купер. — А это мой дорогой друг и тезка, месье Кристиан Берар.
— Вот только, пожалуйста, никаких «месье», — заявил Берар. Под мышкой он держал белую собачонку. Он вынул изо рта сигарету, склонился над ручкой Купер и обнюхал ее, фыркая, как боров, ищущий трюфели. — Все зовут меня Бебе. Почти как Мими. Понятия не имею почему. А это, — добавил он, показывая на собаку, — Гиацинта. — Он почти вплотную приблизился к Купер, рассматривая ее. — Очаровательный цвет лица и по-девичьи свежий. — Берар обнажил в плотоядной улыбке желтые от никотина зубы. — Говорят, вы бросили мужа?
— Бебе! — шикнул на него Диор. Очевидно, он всех предупредил, чтобы в разговоре не затрагивали тему ее замужества.
— Я не могу остаться надолго, — объявила Сюзи. — Через час мне нужно быть в клубе.
— Снова собираешься швырнуть им в лицо «Лили Марлен»? — спросил Берар.
— Сегодня и каждый вечер.
— До тех пор, пока тебя не вздернут на фонарном столбе?
— Пусть попробуют, — ответила Сюзи. — Я не боюсь этого сброда.
— А зря. У них на тебя зуб.
— Хочешь, чтобы я сбежала в Швейцарию, как Шанель? — Сюзи Солидор скорчила презрительную мину. — Никогда не подозревала, что эта старая сука такая трусливая.
— Шанель гениальна, — сказал Диор. — Я не желаю слышать никаких выпадов в ее адрес.
— Тем не менее согласен: она — старая сука, — вставил словечко Берар. — Мне ли не знать — я достаточно долго на нее работал.
— Она тебя обожает.
— Меня все обожают, — надменно ответил Бебе. Он принюхался. — Я чую запах лобстера. А это значит, что прибыла небольшая посылочка из Гранвиля. В ней, случайно, не было также бутылочки кальвадоса, мой дорогой мальчик? На улице чертовски холодно.
Улыбаясь, Диор достал бутылку без этикетки. Напиток оказался достаточно крепким, у Купер даже закружилась голова, но Берар заглотил его, не поморщившись. Они сгрудились возле плиты, в которую Диор подкинул пару маленьких поленьев.
— Не понимаю, почему все так настроены против Шанель, — недоумевал он. — Она делала ровно то же самое, что и все остальные.
— Не совсем, — произнес Берар, прикуривая вторую сигарету от первой. — Она провела войну, уютно устроившись в номере «Рица» со своим немецким любовником, поднимая за победу Рейха бокалы с конфискованным шампанским, а теперь испарилась в облаке духов номер пять. Ты, дорогой, должен ненавидеть ее, как никто другой.
— Не Шанель арестовала мою сестру, — просто ответил Диор.
— Нет, это сделал ее приятель. А Коко и пальцем не пошевелила, чтобы помочь.
— Почему она должна была мне помогать? Я — никто.
— Ерунда. Она тебе завидует. Она завидует всем молодым модельерам. Кроме того, сейчас она выглядит как престарелая мартышка, и это, мой дорогой, уж точно непростительно.
Пока мужчины препирались, Сюзи Солидор обвила загорелой рукой шею Купер и притянула девушку к себе.
— Пойдемте сегодня со мной в клуб, — прошептала она ей в самое ухо волнующим шепотом. — У меня есть божественный марокканский гашиш. Мы чудесно проведем время вдвоем — вы и я.