Выбрать главу

Дверь снова закрылась. Месье Кристиан продолжил записывать в блокнот бесконечные ряды цифр.

— Могу я поинтересоваться, каким образом американка оказалась в Париже в военное время?

— Мой муж — военный корреспондент. Он задействовал связи, чтобы мне дали аккредитацию и я могла его сопровождать.

— Редкая женщина стала бы добиваться подобной аккредитации.

— О, я всегда готова к приключениям. Я постоянно таскалась хвостом за отцом и братьями с тех самых пор, как научилась ходить. Для меня даже сделали отдельный плакат.

— Плакат?

— На нем был лозунг: «Справедливая оплата за добросовестный труд!»

— Хороший лозунг.

— Думаю, он наложил отпечаток на мой формировавшийся характер.

— А ваш муж — красивый молодой человек, — заметил месье Кристиан. — Немного я встречал мужчин красивее его.

— О, на него приятно посмотреть. Но время от времени я способна оторвать от него взгляд. А вот чего я не способна была вынести, так это остаться дома, пока он тут развлекается. Кроме того, без меня он совершенно беспомощен.

— Развлекается? — Он вскинул брови. — Должен заметить, мадам Ит-Кот, что вы моя первая американская клиентка. Но если все остальные похожи на вас, наш мир ждет потрясение.

— Уж будьте уверены! — согласилась она.

— Встаньте прямо, пожалуйста. Руку на бедро, голову поверните в сторону. Хорошо. У вас есть выправка. Это очень помогает. Европейские женщины остаются стройными, моря себя голодом. Это придает им изможденный вид, при этом тело становится дряблым. А тут совсем другое. Своей стройностью вы обязаны мускулатуре. Но при этом не выглядите мужеподобно. Это совершенно новая идея.

— В Нью-Йорке таких, как я, — полно, — криво усмехнулась Купер. — Женщины там целыми днями носятся туда-сюда, уж поверьте.

— А могу я спросить, что будет, когда вам надоест таскаться за кем-то хвостом?

— Вы имеете в виду, если я вдруг струшу?

— Я имел в виду, если вы захотите заняться чем-то своим.

— Ну, всегда есть работа по дому и кулинария. Можно столько всего узнать о методах применения пылесоса в домашнем хозяйстве. К тому же я с детства мечтала усовершенствовать рецепт традиционного американского яблочного пирога. И еще я, как моя мамочка, хочу шестерых розовощеких младенцев.

— Вы меня разыгрываете!

— Да, — созналась она. — Простите. Пока меня все устраивает, месье Кристиан. А наперед я не загадываю.

— Потрясающе! — восхитился он. — Я сделаю несколько набросков. Не могли бы вы вернуться, скажем, через день-два?

— Спасибо.

— Не стоит благодарности. Теперь вы можете одеться.

Когда они прощались, он снова галантно склонился над ее ручкой, так что Купер почти разглядела собственное отражение в его блестящей макушке. Она, несомненно, позабавила месье, да и сама была рада, что ей удалось его развлечь. Он произвел на нее впечатление мягкого и сдержанного человека, хотя от парижского кутюрье она ожидала скорее высокомерия и надменности. Он проводил ее до лестничной площадки, и, спускаясь, она перехватила внимательный взгляд орехово-карих глаз.

— Вы поставили меня в неловкое положение! — немедленно заявила она Жиру, едва сойдя с последней ступеньки. — Как вы могли потребовать у этого милейшего мужчины, чтобы он сшил мне полный гардероб?

— Этот «милейший мужчина» одевал жен фашистов.

— Не думаю, что у него имелся большой выбор.

— Выбор, дорогая мамзель, есть всегда. Диор свой сделал.

— Диор?

— Так его зовут: Кристиан Диор. Один из лучших модельеров Лелона. Второй — Пьер Бальмен, но говорят, Диор лучше.

Она заметила, что карманы Жиру топорщатся от награбленного. Из одного торчали фестонные ножницы, из другого каскадом изливались шелковые ленты. «Да уж, — невесело подумала она, — он сумел придать словам “освобождение Парижа” новое, неожиданное значение».

2

Как и предполагала Купер, Ужасный Прохвост был не в состоянии работать над статьей, поэтому ей пришлось самой заняться ею: она стучала по клавишам портативного «Ундервуда», пока не онемели пальцы. Когда-то Джордж слыл неплохим журналистом, и она успешно имитировала его лаконичный стиль, так что репортаж удался. Проявленные кадры тоже оказались достаточно выразительными. В целом статья вышла отличная, хоть и несколько едкая, что, впрочем, могло послужить противоядием от медоточивых восторгов, заполонивших первые полосы газет.

Не успел Джордж вырваться из объятий болезни, как тут же снова принялся пить, так что упаковывать текст и фотографии Купер тоже пришлось самой. Его единственным вкладом в работу стала нечеткая подпись на сопроводительном письме. Купер оставила пакет на столе, чтобы Джордж его отослал, — хотя бы с этим он мог справиться самостоятельно.

Тем не менее он был ей трогательно благодарен и со следующей попойки вернулся с подарком: чем-то завернутым в промасленную коричневую бумагу и перевязанным бечевкой.

— Что это? — спросила она с подозрением.

— Фуа-гра. Гусиная печенка. Считается у французов страшным деликатесом. — Он похлопал ее по плечу. — Я так тебе благодарен, старушка. Никогда не устану это повторять.

Она ни разу не пробовала фуа-гра, и на вид оно ей совершенно не понравилось, но, следуя внезапному озарению, она захватила кушанье с собой в качестве подарка, когда на следующий день опять отправилась к Лелону.

На этот раз она поехала одна, оставив Амори дома стучать на машинке. Салон, как и в прошлый ее визит, был тих и безлюден. Продавщицы, собравшись по двое-трое, перешептывались друг с другом. Как газели, провожающие взглядами леопарда, они следили за Купер подведенными глазами, пока та пробиралась между манекенами к лестнице.

И все же в ателье сегодня наблюдалась некоторая активность: три молодые женщины склонились над платьем — похоже, свадебным. Их жесткие волосы и сильные руки составляли разительный контраст с белым шелком, на который они нашивали блестки. Женщины одарили ее мрачными взглядами. «Похоже на сцену из сюрреалистического фильма», — подумала Купер. Она застала Кристиана Диора в маленьком салоне все за тем же занятием: он смотрел в окно. Модельер вопросительно повернул к ней длинноносое лицо:

— Да?

— Доброе утро, месье Кристиан.

При виде ее он просиял:

— А! Мадам Ит-Кот! Я придумал фасон вашего нового платья.

— Пожалуйста, зовите меня Купер — меня все так зовут.

— Купер? — Он изумленно поднял брови.

— Я обязана этим прозвищем своим братьям. — Она жестом указала на волосы. — Из-за цвета волос.

Мое настоящее имя — Уна, но никто меня так не называет.

— Я бы предпочел звать вас Уной. Купер слишком уродливое имя для такой потрясающе красивой женщины, — честно признался он.

Она протянула ему сверток:

— Вот, возьмите, пожалуйста. Надеюсь, это приемлемо. — Она смутилась, вручая жирный пакет в такой безупречной обстановке. Но он развернул бумагу, широко распахнул глаза и ахнул:

— Целое фуа-гра!

— Ничего, что я его принесла? Мне сказали, это вкусно.

— Это мне?

— Если вы согласитесь принять.

Она с испугом заметила, что на глаза кутюрье навернулись слезы.

— Простите. — Он быстро вышел из салона со свертком.

Пока кутюрье отсутствовал, Купер подошла к тому месту возле окна, где он обычно стоял. Красивая улица внизу была пустынна. Почему он проводил день за днем, глядя в окно? Если ждал, то чего?

Он вернулся, уже без фуа-гра. Щеки у него раскраснелись, а глаза слегка припухли.

— Надеюсь, я вас ничем не расстроила? — встревоженно спросила Купер.

— Я немного расчувствовался. Вы очень добры. Карты сегодня предсказали мне подарок, но я не ожидал получить его от вас. Я уже целую вечность не ел фуа-гра — это мое любимое блюдо.

— Ох, я так рада!

— А где ваш муж?

— Сегодня я без него.

— Возможно, это к лучшему. Взаимодействие между кутюрье и клиентом похоже на таинство исповеди. Каждый обнажает душу и тем самым приближает другого к Богу. — Он хихикнул.