— Ты же знаешь, она не выдала ничьих имен. Ей пришлось вынести невообразимые страдания ради Эрве.
— Да. Когда ее арестовали, я чуть с ума не сошел. Я метался между всеми своими знакомыми, умоляя помочь. Люди захлопывали двери у меня перед носом. Никто из них никаким боком не хотел быть связанным с Сопротивлением. Хотя сейчас, — горько заметил он, — те же самые люди объявляют себя героями. Единственным, кто согласился мне помочь, был посол Швеции, но к тому времени, как ему удалось вмешаться, было уже поздно — Катрин отправили на поезде в Равенсбрюк. А что касается богачей, которые многое могли бы сделать для спасения Катрин, они показали себя теми, кем и являются на самом деле, — убогими личностями, скрывающими душевную нищету за помпезным фасадом внешнего богатства.
— Ты собирался разыскать Эрве и сообщить ему, что Катрин жива.
Диор помедлил с ответом.
— Я нашел его, — наконец произнес он. — Он здесь, в Париже. Но я с ним пока не говорил. Катрин попросила меня этого не делать.
— Мне кажется, она страстно желает его увидеть. Ситуация — сложнее некуда. Она тоскует по нему. И рано или поздно он все равно узнает, что она жива, разве не так?
— Так. Но, возможно, она хочет, чтобы он сам принял решение, возвращаться к ней или нет.
— Да уж, это не похоже на счастливую любовь, как в романе. Если он выберет Катрин, ему придется бросить семью. А если нет — разобьет ей сердце.
— Любовь редко бывает такой, как в романах, моя дорогая, — отозвался Диор. — Наши жизни слишком запутаны, чтобы мы всерьез могли рассчитывать на счастливый конец.
12
Через несколько дней после их разговора в дверь кто-то постучал. Купер открыла и обнаружила на пороге незнакомца лет сорока на вид. Он был высоким и стройным, одет в твидовый пиджак, а в руках мял фетровую шляпу. Она сразу догадалась, что это — Эрве. Он слишком нервничал, чтобы заговорить первым, поэтому Купер спросила сама:
— Вы ищете Катрин?
Мужчина молча кивнул.
— Она сейчас спит. Хотите зайти и подождать, пока она проснется?
— Я тогда зайду позже. — Он шагнул назад. — Не хочу ее беспокоить.
Но Купер не позволила ему сбежать.
— Не уходите. В это время по утрам Катрин отдыхает примерно полчаса. Теперь она уже скоро проснется и будет рада вас видеть.
Нехотя он позволил ей отвести себя в комнату и усадить в плюшевое кресло. Диор еще утром ушел в салон Лелона, а она работала над статьей, пока Катрин спала.
Купер предложила ему кофе, но он отказался.
— Вы работаете, — сказал он, указав на бумаги. — Я не вовремя.
— Не переживайте из-за этого. — Она решила спросить его напрямую: — Когда вы узнали о том, что Катрин вернулась?
— Друг увидел вчера, как она гуляла с кем-то в саду Тюильри. Полагаю, это были вы?
— Да. Мы всегда там гуляем, когда погода хорошая.
У Эрве были светлые волосы, усы в ниточку и орлиный профиль. Он чем-то напомнил ей актера Эррола Флинна, игравшего отважных красавцев; неудивительно, что Катрин была сражена его мужественной красотой. Но сейчас он заметно нервничал, без конца вертел в руках шляпу, и голос у него срывался от волнения.
— Как она? — спросил он.
— Уже лучше. Когда только приехала, была очень слаба, но теперь начала поправляться.
— Говорят, вы сотворили с ней чудо. А она… она не спрашивала обо мне?
— Не знаю. Вы ведь так и не представились.
— Меня зовут Эрве де Шарбоннери.
— По-моему, она как-то упоминала это имя, — серьезно ответила Купер. — Раз или два.
— Не понимаю, почему она сразу не пришла ко мне! — Он резко поднялся и стал нервно расхаживая по комнате. — Как она могла вернуться в Париж и даже не объявиться? Это так жестоко!
— Она перенесла много страданий, — ответила Купер. — Больше, чем вы можете себе представить. Ей это далось нелегко. И не думаю, что человеку вообще легко воскреснуть из мертвых.
— Я думал, она умерла! Я уже не надеялся увидеть ее живой. И все это время она позволяла мне продолжать думать, что мертва. А она здесь, она жива!
— Катрин вынесла такие муки, каких в принципе не должно переживать ни одно человеческое существо. Она побывала в местах, о которых мы с вами не имеем никакого представления, а если бы увидели, то онемели бы от ужаса. Такое ни для кого не проходит бесследно. Но Катрин еще можно исцелить. Особенно любовью. И если вы прекратите думать только о себе и начнете думать о ней.
Он молчал.
— Простите, — наконец выдавил он из себя, — для меня это тоже нелегко.
— Ради вас она пожертвовала почти всем. Она спасла вам жизнь. — Купер придирчиво оглядела его. — Насколько вы старше ее? Лет на пятнадцать? К тому же вы женаты, и у вас трое детей.
— И что?
— Вы заставили ее выполнять поручения для Сопротивления и затащили к себе в постель. В каком порядке это произошло?
На его острых скулах выступил румянец:
— Мадам, вы понятия не имеете, каково это, когда враг оккупировал вашу страну. Франция потребовала жертвы от каждого из нас. Но немногие откликнулись на призыв. Катрин откликнулась. И Франция этого не забудет.
— Да, язык у вас подвешен неплохо.
— А вы, видимо, сами себя назначили защитницей Катрин, — резко бросил он. — Но вы ей никто. Вы даже не француженка.
— Вы правы. Я ей не родственница и не француженка. Но я ее подруга, а не телохранитель. Она пока слишком слаба, поэтому я ее защищаю, а иначе какая же из меня подруга?
Купер послышалось какое-то движение в комнате Катрин.
— Пойду проверю, как она.
Катрин проснулась и сидела на кровати. Купер присела рядом и взяла ее руку в свои ладони.
— Он здесь, — шепнула она.
— Я слышу. Я узнала его голос. — Катрин дрожала всем телом.
— Хотите, я уйду?
— Нет! Останьтесь, пожалуйста, в квартире. И попросите его подняться ко мне.
Купер позвала Эрве:
— Она хочет вас видеть.
Эрве вошел в спальню, все еще держа в руках шляпу. Купер закрыла за ним дверь, спустилась в столовую и вернулась к работе. Почти час из комнаты Катрин лишь изредка доносились их приглушенные голоса. Наконец Эрве вышел. Он на ходу попрощался с Купер и сразу ушел. Она слышала, как он торопливо сбежал по лестнице.
Купер вошла в комнату, не зная, чего ожидать. Катрин стояла у окна и смотрела на улицу. Выглядела она больной: лицо горело румянцем, глаза лихорадочно блестели. Купер встревожилась.
— Ну вот, моя дорогая Купер, он пришел и ушел, — медленно проговорила Катрин.
— Что между вами произошло?
Катрин крепко сжала ее руку худыми пальцами:
— Он по-прежнему любит меня. Ничего не изменилось.
Купер пристально вгляделась в ее лицо:
— Вы счастливы?
— Ничего не изменилось, — повторила Катрин. — До того как меня арестовали, у нас был уговор, и он останется в силе, если я соглашусь его принять.
— И в чем он заключался?
— Он никогда не разведется с женой. Он — барон де Шарбоннери и к тому же католик. Ни то ни другое не позволяет ему развестись. Это просто невозможно. Я могу быть с ним. Но никогда не смогу стать его женой. Не смогу взять его фамилию и родить от него детей.
— Это тяжелые условия.
— Но он будет моим. — Катрин лукаво улыбнулась. — Разве что-то другое имеет значение? Он мой и останется моим, так о чем еще я могу просить?
— Значит, судьба моей Катрин стать катринет-кой, — грустно произнес Диор, когда Купер пересказала ему их разговор.
— А кто такие катринетки?