— Какая дивная находка, Кристиан. Это дитя — сама изысканность.
Диор кивнул:
— Да, это так.
— Я намерена похитить ее у вас.
— Я вам этого не позволю.
Хотя Купер и понимала, что ее просто поддразнивают, она почувствовала себя неловко, и ей захотелось спрятаться от устремленного на нее всеобщего внимания. Мисс Солидор продолжала держать ее за руку, но этот жест, казалось бы ободряющий, заставлял Купер чувствовать себя чуть ли не пойманной в ловушку. К счастью, слово взял Жан Кокто и тут же завладел ее местом в свете софитов, обведя присутствующих своим гипнотическим взглядом. Спасибо ее скудному французскому — и «Дому Периньону», Купер не понимала и половины из того, что он говорил.
— Что такое «Театр де ла Мод»[12]? — спросила она, уловив фразу, которую Кокто повторял снова и снова.
— Это идея Лелона, — сказал Пуленк.
— Не Лелона, а Нины Риччи, — возразила одна из манекенщиц.
Все начали перебивать:
— И вовсе не Нины Риччи, а ее сына Робера!
— Я думал, это идея Кокто!
— Нет, не моя, — произнес Кокто. — Мода нагоняет на меня скуку.
— Чья бы она ни была, но идея гениальна.
Диор объяснил:
— Мы хотим показать миру, что, несмотря на войну, столицей высокой моды по-прежнему остается Париж, а не Нью-Йорк. Для этого мы, конечно же, планируем устроить весенний показ. Но в Париже восемьдесят или девяносто домов моды. Это означает тысячи новых моделей одежды. А у нас не хватает тканей. Шелка практически нет. Немцы конфисковали весь. У нас нет ни пуговиц, ни ниток, ни кожи, ни мехов — ничего. Так вот, идея заключается в том…
— Чтобы устроить кукольный показ мод! — восторженно перебила его одна из манекенщиц Скиапарелли.
— Кукольный?
— Сделать фигурки ростом в два фута и нарядить их в миниатюрные наряды.
— На миниатюрных подиумах.
— Да. Каждый модный дом сделает постановку на какую-то тему: волшебной сказки, парижской уличной сценки… И представит на куклах новые модели одежды.
— Эта идея нелепа, — сказал кто-то со смехом.
— А мне кажется, это прекрасная идея! — воскликнула Купер, захваченная нарисовавшимися в сознании образами. — Чарующая.
Она поискала глазами Амори, чтобы разделить с ним свой энтузиазм, но он, похоже, исчез вместе с английской «моделью»: их нигде не было видно. Сердце ее ухнуло в тошнотворную бездну. Куда они ушли? Может быть, они в фойе?
Она встала.
— Мне нужно подышать свежим воздухом.
— Что-то случилось? — спросила Сюзи Солидор.
Не ответив ей, Купер вышла из-за стола и пробралась сквозь толпу в фойе. Там их тоже не было. Она выбежала на улицу. Джипа на месте не оказалось — Амори уехал на нем с «моделью».
Неслышно подошел Диор:
— В чем дело?
— Мой муж исчез. — Она попыталась рассмеяться, но звук, вырвавшийся из груди, больше походил на рыдание. — Отправился туда, где трава зеленее.
К ним присоединилась Сюзи Солидор.
— Ну и отпустите, пусть уходит, — посоветовала она. — Все мужчины одинаковы. — Она взяла Купер под руку. — Давайте вернемся в бар.
— Спасибо. — Купер высвободила руку. — Но думаю, с меня довольно. Я иду домой.
— Тогда позвольте вызвать вам такси, — предложил Диор.
— Я дойду пешком. Тут недалеко, пара кварталов. Кроме того, мне не хочется явиться туда слишком рано. Это будет выглядеть… не очень тактично.
— Я вас провожу, — сказал Диор. — Подождите, я заберу наши пальто. — Он снова зашел в бар.
Блондинка продолжала рассматривать Купер. — Мне знаком такой тип мужчин, — проговорила она. — Он не стоит ваших слез.
Купер, которой не хотелось этого слышать, отвернулась:
— Вы ничего о нем не знаете.
Au contraire[13], — ответила певица, сочувственно похлопав ее по руке. — Знаю. Такие, как он, доставляют мало удовольствия, зато причиняют много боли.
— Что поделать, он мой муж.
— Это всегда можно изменить, cherie[14].
Диор появился из бара в фетровой шляпе и стильном, хотя и не новом, габардиновом пальто, с перекинутым через руку гораздо более поношенным пальто Купер. Он помог ей одеться. Певица осталась стоять у входа в клуб, провожая их взглядом.
— Завтра приходите снова! — крикнула она вслед Купер.
Опасность воздушных налетов еще не миновала. Уличные фонари не горели, но затемнение соблюдалось уже не так строго. Тут и там окна с раздвинутыми занавесками сияли золотом на черном бархате ночи, а моторные лодки, с тихим рычанием снующие взад-вперед по реке, роняли в воду россыпи красных и зеленых огней. То и дело навстречу попадались гуляющие парочки, они смеялись и целовались под покровом темноты.
— Спасибо, что вызвались меня проводить. Вы так добры, — сказала Купер Диору.
— Ну что вы. Я люблю гулять. Единственное ограничение военного времени, по которому я не стану скучать, — это нехватка бензина. Она заставила нас заново открыть свой город, передвигаясь по нему пешком.
— По крайней мере, немцы ушли.
— Немцы ушли. Но мы все еще себе не принадлежим. Мы махнулись с вами, американцами, не глядя: вам — мода, нам — зазу.
Она уже слышала от него это слово.
— Зазу?
Он пожал плечами.
— Эти ужасные поклонницы джаза с их накладными плечами, башмаками на толстой подошве, прическами в виде стога сена, огромными солнцезащитными очками и красной помадой. Такой стиль был своего рода плевком в лицо нацистам. Но настало время вернуться к подлинной элегантности.
— И как бы вы определили подлинную элегантность? — хмуро спросила она, пока они шли по широким, пустым, мощенным булыжником улицам.
— Умение одеваться тщательно.
— И все?
— Нет, конечно. Но это — основа основ.
Они дошли до ее дома на улице Риволи. К великому облегчению Купер, возле него не был припаркован джип. Амори хотя бы не приволок эту женщину в их постель.
Как будто проследив ход ее мыслей, Диор спросил:
— Как давно вы замужем?
— Полтора года. Мы многое пережили вместе.
Он кивнул:
— Вы заслуживаете счастья.
— Но оно вечно ускользает, не правда ли?
— Да, его трудно ухватить.
— Большое спасибо, месье Кристиан. Вы бесконечно добры.
— Не стоит благодарности. Надеюсь увидеть вас завтра в ателье.
Он проводил ее до двери. Она открыла замок ключом, зная, что разревется в ту же секунду, как только останется одна. И тут же отпрянула назад. Прихожая встретила ее ужасающей сценой: Джордж Фритчли-Баунд ничком лежал на полу, а из-под него растекалась огромная темная лужа крови.
Она бросилась переворачивать его на спину, чтобы заглянуть в лицо. Но, видимо, он пролежал так уже долго, поскольку кровь успела свернуться. Глаза у него закатились. Он был мертвым и холодным.
3
— Никаких внешних факторов, — сказал капитан полиции. Он листал заключение патологоанатома. В военное время вскрытия делали немедленно, и по грубым прикидкам вся процедура занимала не более получаса. — Причина смерти кровопотеря в результате прободения язвы желудка. — Он поднял глаза на Купер и Амори, сидевших по другую сторону стола. — Печень как при последней стадии алкоголизма.
— Он был горьким пьяницей, — пожал плечами Амори.
— Пьянство вызвало язву, а язва его убила. Он опустошил множество бутылок, а под конец сам опустел, как бутылка. — Капитан швырнул заключение на стол. — Нас это не интересует. Расследования не будет. Искать тут нечего. Вы можете забрать тело своего друга.
На улице возле полицейского участка Амори обнял Купер за плечи:
— Ты в порядке?
Она яростно оттолкнула его:
— Не смей ко мне прикасаться!
— Эй, полегче!
— Ты бросил меня разбираться со всем этим одну. Как ты мог?
— Да откуда мне было знать, что старый мерзавец помрет? — задал он резонный вопрос.
— Откуда, в самом деле. Если ты провел всю ночь до рассвета в постели той женщины…