Раньше, когда достоинство было еще не ценностью, а чем-то существенно другим, цель не могла освятить средство. То, что цель должна освятить средство, считалось предосудительным принципом. В иерархии ценностей, напротив, действуют другие соотношения, которые оправдывают то, что ценность уничтожает неценность, а более высокая ценность обращается с более низкой ценностью как с неполноценной. Макс Шелер, великий мастер объективного учения о ценностях, говорил – и Теодор Хеккер повторил это за ним с более полемическим, нежели мыслительным рвением: Отрицание отрицательной ценности является положительной ценностью. Это ясно математически, так как минус, умноженный на минус, дает в итоге плюс. В этом можно увидеть, что связь ценностного мышления с его старым свободным от ценностей противником не так легко можно развязать. Эта фраза Макса Шелера позволяет отплатить злом за зло и таким образом превратить нашу землю в ад, но ад превратить в рай ценностей.
Учение о ценностях, как мы увидели, добивается по-настоящему блестящих успехов в обсуждении вопроса о справедливой войне. Это лежит в природе вещей. Любые оглядки на противника отпадают, они становятся неценностью, если борьба против этого противника является борьбой за наивысшие ценности. У неценности нет никаких прав по отношению к ценности, и для воплощения в жизнь наивысшей ценности никакая цена не может быть слишком высокой. Тогда вследствие этого здесь могут быть только лишь уничтожители и уничтоженные. Все категории классического военного права Jus Publicum Europaeum – справедливый враг, справедливая причина для войны, пропорциональность средств и упорядоченный образ действия, debitus modus – безнадежно падут жертвой этого отсутствия ценности. Стремление к воплощению ценностей становится здесь принуждением к непосредственному исполнению ценностей. В 1920 году в Германии вышла книга, которая несла сомнительный заголовок: «Разрешение на уничтожение жизни, недостойной жизни». Ее авторами были два видных немецких ученых из лучшей немецкой образовательной традиции, медик Альфред Хохе и юрист Карл Биндинг. Они оба были либеральными людьми своего времени, оба были преисполнены наилучших, гуманных намерений. Оба прямо-таки волнующим способом размышляли над тем, как можно было предотвратить злоупотребление их предложениями об уничтожении недостойных жизни жизней оговорками и мерами предосторожности всякого рода. Было бы не только несправедливо, но и подло, исходя из случившегося позже, приписать обоим немецким ученым какую-либо вину или солидарную ответственность за ужасную практику уничтожения неполноценных жизней, которая стала реальностью двадцатью годами позже. Но, все же, как раз этот опыт может стать поводом для того, чтобы точно взвесить каждое слово этого названия книги и обдумать проблему тирании ценности. Ne simus faciles in verbis. Не будем легкомысленны в употреблении наших слов.
Тогда, в 1920 году, было возможно со всей гуманностью и добросовестностью требовать уничтожения недостойных жизни жизней. Насколько безвреднее и безопаснее может показаться сегодня подавлять публикацию недостойных публикации письменных работ и высказывание недостойных высказывания мнений, препятствовать уже в типографии печати недостойных печати книг и статей и сделать невозможной уже на вокзале или в месте погрузки доставку недостойных доставки людей или вещей. Но всего этого можно было бы требовать под лозунгом разрешения на уничтожение неценностей, и все же все это было бы только непосредственным осуществлением более высоких ценностей по отношению к более низким ценностям или к вообще неценностям.
Это было бы интересной философской темой самой по себе сравнить проблематичную действенность ценностей с проблематичным бытием платоновских идей. Но то, что профессиональные философы всегда могут сказать об этом, несомненно, будет еще точнее по отношению к ценности, чем то, что Гёте говорил об идее: она всегда вступает в явление как чуждый гость. Иначе ценность также, пожалуй, не может стать настоящей. Идея требует посредничества, и если она появляется в голой непосредственности или в автоматическом самоисполнении, то возникают ужас и страшное несчастье. Для того, что сегодня называют ценностью, соответствующая правда должна быть само собой разумеющейся. Об этом, пожалуй, стоит задуматься, если вы хотите придерживаться категории «ценность». Идея требует посредничества, но ценность требует его еще гораздо больше.