Работа Шмитта защищает автономию права и юристов по отношению к заимствованиям из философии ценностей. Он видит эту автономию, прежде всего, в самостоятельности законодателя и законодательства:
«...непосредственное исполнение ценностей разрушает юридически разумное исполнение, которое происходит только согласно конкретным правилам на основании твердых норм и четких решений. — В обществе, конституция которого предусматривает законодателя и законы, дело законодателя и данных им законов состоит в том, что нужно определить посредничество с помощью предсказуемых и пригодных для исполнения правил и предотвратить террор непосредственного и автоматического исполнения ценностей».
С точки зрения Шмитта нужно не допустить положения, при котором юристы бы «объявляли в форме судебных приговоров с юридической силой установление субъективной или даже объективной градации ценностей...».
Здесь содержится принципиальная критика той исключительной конъюнктуры, которой добилась философия ценностей Макса Шелера и Николая Гартмана в западногерманской юриспруденции и судебной практике после Второй мировой войны. После национал-социализма и военного поражения начался поиск обязательных нравственных критериев. Дошло до возрождения естественного права и частично связанной с ним, частично самостоятельной ориентации на материальную философию ценностей. Действенная интерпретация Гюнтером Дюригом раздела об основных правах граждан в Основном законе как «системы ценностей» входит в этот контекст. Философия ценностей, как казалось, предлагала также возможность перевести метафизически-традиционалистские элементы, которые были особенно свойственны распространенному в католических землях ФРГ неотомистскому естественному праву, в современную научную форму или совсем заменить их. Косвенно и подспудно таким путем можно было бы, кроме того, продолжить некоторые элементы разнообразных антиформалистских правовых учений, которые преобладали уже в Веймарской Республике и еще больше при национал-социализме. Напротив, широкий спектр философских проектов из неокантианской философии ценностей из периода до 1933 года оставался неучтенным.
На фоне этого Шмитт концентрирует свою критику на находящейся под влиянием феноменологии философии ценностей, которую разработали Макс Шелер и Николай Гартман в первой половине двадцатого века. Шелер и Гартман хотели преодолеть релятивизм в этике, доказывая, что у ценностей якобы есть их самостоятельное идеальное бытие и это можно было бы доказать с помощью системы иерархического порядка. У Шелера эта иерархия была пропитана религиозностью, так что для него наивысшими ценностями считались ценности священного; у секуляризованного Гартмана наивысшее место заняли нравственные ценности. Кроме того, в критике Шмиттом Шелера ощущаются разные позиции обоих авторов в пределах немецкого «Renouveau catholique» (католического возрождения) между Кайзеровской империей и Веймаром, когда Шелер толковал церковь как одухотворенную общность в миру, тогда как Шмитт понимал ее как авторитарную правовую форму представительства.
Возражения Шмитта против философии ценностей вращаются на разных уровнях. Сначала он ретроспективно описывает появление дискурса о ценностях с девятнадцатого века как процесс упадка и соглашается при этом с диагнозом Хайдеггера, считавшего, что ценностное мышление представляло собой «позитивистскую замену метафизического». Ценностное мышление ничего не могло противопоставить ускорению естественнонаучно-технической цивилизации, а даже еще усилило это ускорение. Далее он закрепляет за понятием ценности законное значение только в сфере экономики, где оно (как «стоимость») касается отношений обмена и сопоставимости в форме денежного эквивалента. Наконец, и прежде всего, он утверждает, что ценностному мышлению свойственна сплошь агрессивная форма, так как оно неизбежно развивает тенденцию обесценивать те позиции, которые оно оценивает как малоценные, или даже уничтожать их. По мнению Шмитта это справедливо не только для материальной философии ценностей Шелера и Гартмана, но также и для опирающегося исключительно на субъективные оценки отдельного индивидуума мышления Макса Вебера; также и как раз чисто субъективное ценностное мышление Вебера привело бы «к вечной борьбе ценностей и мировоззрений..., к вечной «bellum omnium contra omnes», по сравнению с которой старая «bellum omnium contra omnes» и даже убийственное естественное состояние философии о государстве Томаса Гоббса кажутся настоящими идиллиями». Но для Шмитта в субъективистском понимании ценностей Вебера все-таки есть то преимущество, что оно, в отличие от объективных учений о ценностях, «не скрывает субъекты и не умалчивает о носителях ценностей».