Сегодня превращение в ценность, общее применение, происходит во всех областях нашего социального существования и проявляется вплоть до официального языка наивысших сфер. Переводы социальной энциклики Папы Римского Иоанна XXIII «Mater et Magistra» от 15 мая 1961 года показывают это. Здесь латинское слово «Bonum» (добро, благо) было переведено на итальянский язык как «valore», а на немецкий как «Wert» (ценность, стоимость). Эту трансформацию языка часто оправдывают тем, что латинские термины, мол, больше не могут угнаться за темпом современного индустриально-технического развития. В декларации Второго Ватиканского собора об «Отношении церкви к нехристианским религиям» от 28 октября 1965 года упомянуты, однако – после «bona spiritualia et moralia» – также «valores socio-culturales», которые есть также у верующих нехристианских религий и которые следует сохранять, признавать и содействовать им.
На самом деле латинское слово «valor» гораздо сильнее сохранило значение силы, мужества и добродетели (в смысле «virtus») в романских языках, чем немецкое слово «Wert» – «ценность». У «valeurs» в живописи и музыке есть их эстетический смысл; здесь они также могут быть «освобождены», т.е. стать абсолютными, как чистый, больше не связанный с носителем цвет или больше не привязанная к словам музыка. В немецком языке сто лет быстрой индустриализации сделали ценность, по сути, экономической категорией – стоимостью.
Для всеобщего сознания сегодня ценность настолько экономизирована и коммерциализирована, что это пропитывание (экономикой и коммерцией – прим. перев.) уже больше нельзя отменить и повернуть вспять, тем более в эпоху промышленного прогресса, растущего богатства и постоянного перераспределения. Научное учение о ценности (вернее, уже о стоимости) относится к экономическим наукам. Там логика ценностей на своем месте. Это проявляется в праве возмещения убытков. Принцип возмещения основывается, как говорит Лоренц фон Штайн, «на разделении блага и ценности, которое возможно только с понятиями национальной экономики». Экономика, рынок и биржа стали, таким образом, почвой всего того, что специфически называют ценностью (стоимостью). На этой экономической почве все, даже самые высокие внеэкономические «ценности» считаются только надстройкой, на которую распространяется закон почвы. «Superficies solo cedit» («строение следует за землей»). Это не «марксизм», а только действительность, на которую марксизм может с успехом опираться.
Непреодолимая экономизация – это отнюдь не только последствие или только сопутствующее явление капитализма, который превратил все, также человеческий труд, в товар, стоимость и цену, для которого деньги являются «универсальной и самоучрежденной стоимостью, присвоенной всем вещам» (Маркс), и который лишает все остальное, человека и природу, их «первоначальной ценности». Полностью антикапиталистическая рабочая философия работает в том же самом направлении, когда она дословно воспринимает капитализм с его собственной логикой и доводит ее до конца. С трудом человека нельзя обращаться как с товаром. Хорошо. Но что получится, если вместо этого обращаться с ним как с ценностью, чтобы увеличить его цену? Только труд создает настоящую ценность. Хорошо. Если это так, то ценность, все же, первоначально относится к экономической области, и там ее земля и ее родина, если здесь вообще еще можно говорить о земле и родине, не превращая при этом также землю и родину в ценность и товар.
И еще даже одно только такое слово как прибавочная стоимость! При индустриально-техническом развитии прибавочная стоимость принимает фантастические масштабы. Общественный продукт растет из года в год. Кто же теперь является истинным создателем этой чудовищно растущей, выходящей абсолютно за все пределы прибавочной стоимости? Кто может записать себе в заслугу то, что он создал это беспредельное богатство и был адекватно-каузальной причиной этого ряда экономических чудес? Если сказать конкретно: Кто является легитимным распределителем общественного продукта, и кто конкретно оценивает квоты? Все такие вопросы, пожалуй, первоначально все же нужно ставить именно в качестве экономических вопросов, до тех пор, пока здесь спрашивают о ценности (стоимости).
Итак, у логики экономического понятия ценности (стоимости) есть ее разумная сфера справедливости обмена, justitia commutativa (коммутативной справедливости), и в этой сфере данная логика может рационально развиваться, при условии стабильной валюты. С точки зрения правоведения это область обязательственного и торгового права, возмещения имущественного ущерба, налогового права и бюджетного права, особым образом также страхового права. С точки зрения духовной истории и социологии страховое дело является источником представлений о ценностях, которые не растворяются просто так в рыночной экономике. Также символические денежные компенсации за оскорбление достоинства, фантазийные стоимости или стоимости с точки зрения любителя («за привязанность») – это случаи, которые могут обсуждаться только в рамках конкретного порядка, в пределах которого они обладают своим смыслом. Вергельд (средневековые штрафы за убийство свободного человека, у славян «вира» – прим. перев.) примитивного уголовного права оценивают тело и жизнь благородных или свободных мужчин в деньгах (настоящих, не хартальных). Но все это не имеет ничего общего с философией ценностей, которая должна спасти доброе, истинное и прекрасное от причинно-следственного мышления свободного от каких-либо ценностей естествознания.