– Почему-то некоторые одеты не так, как все, – с нотками неприязни заметил сэр Радомир, когда несколько раз мимоходом заглянул в распахнутые двери. Похоже, шериф разделял нелюбовь Брессинджера к власти, что было забавно, ведь они оба ею обладали и служили ей.
– В Ложе сосредоточена вся судебная власть Совы, так что гражданские судьи тоже сюда приходят. Правосудия же не одни следят за соблюдением порядка, даже напротив, – ответил Вонвальт. – Например, имперские прокуроры – они тоже служат закону, но в Ордене не состоят. Увидите, их здесь много. А еще есть те, кто ведет частную практику, например адвокаты.
– И они здесь не живут?
– Адвокаты?
– Да.
– Нет, не живут. В Сове есть район закона, там они и обитают. Раньше им хватало одного квартала в Зобривских садах, а теперь они заняли целый район.
Вонвальт вел нас на другую сторону здания, и наконец мы вышли во второй зал. Напротив находилась большая лестница; ее обрамляли два огромных окна, которые выходили на восточную сторону Совы, где к небу вздымался Императорский дворец. Сама лестница разделялась надвое и тремя пролетами приводила на второй ярус. Мы поднялись по ней, затем двинулись по короткому коридору в обратную сторону. Впереди виднелась большая дверь, зажатая меж двух мраморных колонн и увенчанная гербом Совы.
Вонвальт подошел прямо к двери и громко постучал в нее.
– Натан. Это Конрад.
Несколько секунд ничего не происходило. Ожидание мучило меня, и я проигрывала в голове самые разные сценарии.
– Войдите!
Мы вошли. За дверью оказался большой кабинет, из которого открывался вид на город. Напротив входа стоял огромный стол из темного полированного дерева, а за ним в большом, похожем на трон кресле восседал магистр Ордена Натаниэль Кейдлек.
– Клянусь Немой, Конрад, – сказал Кейдлек, вставая. Его морщинистое лицо озарила улыбка. Он был сутулым стариком, приземистым и коренастым, но сильно сдавшим под тяжестью прожитых лет, возложенной на него ответственности… и собственного предательства. Одет магистр был в обычную черную мантию законника, однако я заметила под ней дорогую горностаевую подкладку. Толстые пальцы Кейдлека унизывали кольца, инкрустированные рубинами, а на шее висел серебряный медальон с изображением раскрытой книги на фоне герба Аутуна. Все это говорило о том, что перед нами высокопоставленный аристократ в чине лорда-префекта.
Ни я, ни мои спутники не ждали такого приема. Я думала, что Кейдлек испугается, станет дергаться или вовсе придет в ужас – но уж точно не станет источать отеческое радушие.
Еще больше меня удивил Вонвальт. Он тоже улыбнулся и вышел вперед, чтобы обнять своего учителя и бывшего наставника.
– Клянусь Немой, – повторил Кейдлек, грубо похлопывая Вонвальта по спине. – От тебя разит лошадью. Ты все еще ездишь на том дестриэ? Как ты его там называл, Винченто?
– Да, все на нем же, – ответил Вонвальт, повернулся и вместо того, чтобы представить нас, махнул в нашу сторону рукой.
– Дубайн Брессинджер, глазам своим не верю, – сказал Кейдлек. – Как ты, сынок?
Брессинджер скованно поклонился.
– Хорошо, магистр. Не жалуюсь.
– А этого человека я не знаю. Кто вы, сэр?
– Сэр Радомир Дражич, – представился бывший шериф, тоже чувствуя себя не в своей тарелке. Мне было досадно, что он и Брессинджер не поладили, ведь они во многом были так похожи.
– Сэр Радомир служил шерифом в Долине Гейл, а теперь присоединился ко мне.
– А. Вот как, – сказал Кейдлек, впервые замявшись. Впрочем, это быстро прошло. – А ты, должно быть, Хелена, – продолжил магистр, когда его взгляд остановился на мне.
Мои нервы натянулись до предела.
– Откуда?..
– Ты же не думала, что сэр Конрад может взять на поруки ученицу, да еще платить ей из казны Ордена так, чтобы я об этом не знал? – Пока он говорил, в его глазах плясали веселые искорки, и я вдруг оказалась совершенно обезоружена его поведением. Суровое противостояние, которое я ждала, все никак не начиналось.
Кейдлек предложил нам всем сесть, после чего послал слугу за напитками.
– Итак, Конрад. Ты покинул нас более двух лет назад. Мне докладывали о твоих злоключениях в Южной Марке, – начал магистр и мельком глянул на сэра Радомира. – И я слышал, как убили Реси. Гнусное дело, и, боюсь, оно многое говорит о том, в какое время мы живем.
На этот раз пошатнулось самообладание Вонвальта.
– Гнусное… да, подходящее слово, – сказал он. Я покосилась на сэра Конрада, ожидая, что он поправит магистра и скажет, что Правосудие Августа еще жива, по крайней мере, телом, и о ней заботятся в хосписе Долины Гейл. Но он этого не сделал.