А знахарь тем временем рассказал близким и соседям, что у парня случилось что-то странное и страшное. Люди отправились туда посмотреть, обыскали все и обнаружили спрятавшегося за кроватью хозяина. Нога его была вся в крови, целая лужа натекла — двух пальцев как не бывало. Исчезло и все ценное, лишь рваное одеяло валялось. Им несчастного и накрыли, когда уложили и принялись лечить. Пришлось ему за эти дни заложить дом, чтобы собрать необходимую сумму для женщины. Она явилась через десять дней, и парень отдал ей требуемое. Оборотень молча взяла деньги и покинула его жилище навсегда. А он еще долго лечился, так сильно изувечена оказалась его нога — не меньше полгода минуло, прежде чем смог нормально ходить. Стал он еще беднее, чем раньше. Дом у него забрали за долги, и он вынужден был ютиться у дальней родни.
Младшая сестра замолчала, переводя дух и поглядывая на побледневшую старшую. Та сидела, широко распахнув глаза, впечатленная историей. Орхидея почувствовала, как по спине и рукам ее пробежали мурашки. Стараясь сделать это тайком от сестры, она огляделась — не притаился ли кто в комнате, не крадется ли по полу мохнатая тень с головой кошки и собачьим хвостом. Довольная своим мастерством рассказчицы и произведенным впечатлением, Лотос гордо заявила:
— Видишь, я тоже много чего знаю! И, между прочим, это еще не конец!
Орхидея втянула голову в плечи и замахала руками, показывая, что ей и так страшно. Но любопытство пересилило, и она осторожно спросила:
— Но ведь парень получил свое наказание?
Лотос кивнула:
— Так-то оно так, только лиса ведь не исчезла из этого мира. Она отправилась в соседнюю деревню, где в беспросветной нужде жил бедняк по имени Юй. И вот прошло года три, и этот крестьянин стал самым богатым человеком в округе. Скупил все лачуги по своей улице, да перестроил их в огромные терема. Завел себе сад с искусственным прудом. Щеголял в дорогих одеждах — а половина-то из них была из дома вновь обедневшего парня. Тот сразу приметил, но не решился спросить. Однажды шел он по дороге, а навстречу ему — та самая женщина. Парень упал на колени перед ней, а та, ни слова ни проронив, кинула ему несколько монет издали и пошла по своим делам.
— Ну а что с Юйем случилось? — не утерпела Орхидея. — Тоже пришлось ему туго?
Лотос нахмурилась.
— Экая ты нетерпеливая, а еще — старшая! — покачала она головой. — Нет, Юй пожил богато, но потом заболел и рано умер. Женщина стала приходить в его дом, и с каждым ее появлением становилось все меньше драгоценностей и одежды. А надо сказать, у Юйя был старший сын. И вот он увидел темноликую, но побоялся приблизиться, а стал из двора к ней взывать и кланяться: «Отец наш умер. Мы, его дети, — теперь ваши дети. Может, вы нас и не любите, приласкать нас не желаете — пусть так. Но неужели вы будете спокойно смотреть, как мы разоряемся и опять катимся в нищету?»
Лотос сделала паузу, поддразнивая сестру. Орхидея всем видом старалась не показать недовольства.
Наконец, насладившись ее ожиданием, Лотос произнесла:
— Женщина-лиса задумалась. Потом, ни слова не промолвив, ушла, и больше ее в тех местах не видали.
Какое-то время обе девушки сидели напротив друг друга, думая каждая о своем.
— А скажи, сестрица, — нарушила молчание Орхидея. — Вдруг появился бы такой человек у нас в доме, в виде мужчины… Приняла бы ты его ради богатства?
— Мама говорит, что если кто и вернет нам былой достаток, и даже приумножит его — так это только ты, сестра. Уж не знаю, что она имеет в виду… — Лотос наигранно задумалась, искоса поглядывая на Орхидею. — То ли намекает, что много лет назад нашла тебя в лесу, в лисьей норе, выкормила и теперь ждет, когда ты явишь свое колдовство в благодарность за заботу… А может, надеется, что вот-вот случится твоя свадьба с влиятельным господином, работающим в чайной лавке неподалеку…
— Ах ты негодяйка! — Орхидея схватила картонку с иероглифом и замахнулась на сестру, словно желая прихлопнуть ее, как муху. — Не вздумай ей проболтаться!
Лотос с шумом отодвинулась на стуле от стола. С сияющим видом взглянула на Орхидею и продолжила:
— Хороший выбор, между прочим! Умрет дядюшка Чжень, оставит хозяйство вам. Только бы его беспутный сынок до этого не объявился. Станете торговать, добра наживать. Главное, чтобы твой будущий муженек не ревновал тебя к каждому покупателю, да не пил и не поколачивал тебя.
— Прекрати! — Орхидея положила украшение обратно и улыбнулась. — Он хороший парень. Заботливый и работящий.
— А он тебе не рассказывал, каким образом заполучил шрам? — Лотос провела пальцем по своему лбу, будто чертя поперечную линию. — Такую отметину не скрыть ничем. Как его угораздило?
— Его однажды ограбили и чуть не убили, — ответила Орхидея. — Он ведь не всегда работал в чайной лавке. Раньше приходилось ему бегать по городу, искать случайные заработки. А кого только не встретишь на улице… Город полон опасностей.
— Мать волнуется, когда ты выходишь из дома, — вздохнула Лотос. — А меня не выпускает дальше нашего хутуна… Говорит, что, пока не исполнится шестнадцать лет, чтобы и не мечтала о самостоятельных прогулках. Если бы не твои рассказы, сестрица, я бы и не знала, что творится в Пекине дальше Оловянного переулка.
— Ну, осталось потерпеть пару лет! — улыбнулась Орхидея. — Они пролетят быстро, а там начнут заявляться сваты, одни за другими…
Обе девушки озорно переглянулись и прыснули со смеху.
— А помнишь, к нам приходил этот толстяк… — начала было младшая.
Но старшая прервала ее взмахами рук:
— И слышать не хочу! — заливаясь хохотом, ответила она. — Как у него только ума хватило на это!..
Отсмеявшись, сестры навели на столе порядок, убрали ножницы и остатки бумаги.
— И все-таки этот твой Дун Ли изрядный простофиля и деревенщина, — сказала Лотос, с вызовом глянув на Орхидею. — Ну в самом деле, не мог он, что ли, выдумать про свой шрам какую-нибудь красивую историю… Например, что служил в войске и сражался с бунтовщиками. Или участвовал в битве с заморскими чертями и какой-нибудь главный длинноносый дьявол, с волосами цвета соломы, налетел на него верхом на коне и рубанул саблей, но чудом не убил, а нанес лишь рану… А он тебе признался, что его побили и обчистили!
— А мне нравится, что он честный. Пусть совсем небогатый, зато не выдумывает всякую чепуху.
— Так ты и впрямь собираешься за него замуж? — хитро сузила глаза сестра. — Гляди, мать узнает, вырвет тебе волосы!
Орхидея показала ей язык:
— Ты когда щуришься, похожа на монголку!
Лотос возмущенно потрясла головой:
— Неправда! У монголок лица как блин и кожа точно лошадиная… Так значит, подумываете о свадьбе? — продолжала подначивать она. — А что, он парень работящий, скромный. И жить будешь неподалеку, удобно в гости ходить! А то надоело мне бегать к воротам, передавать ему всякую чепуху.
— Ничего не чепуха! — вспыхнула вдруг Орхидея. — Кстати, ты сказала ему, где быть послезавтра?
Неожиданно вскочив со стула, тонкая и гибкая, как молодая ива, Лотос принялась тихонько пританцовывать, подпевая в такт своим плавным движениям:
Синяя юбка, красный платок —
Растила ее матушка, а выдаст за свинью.
Теряет, бедная, свою дочку.
Нарядный паланкин, да полно печали…
Орхидея испуганно глянула на дверь и махнула на сестру рукой:
— Тише ты! Мать услышит, или братья прибегут, проболтаются ей потом. Да не собираюсь я замуж пока!
Сестрица с озорным упрямством продолжала выводить:
Выдать замуж — как выплеснуть воду за ворота,
Тоньше бумажного листа наша женская судьба!
Угомонившись, Лотос уселась на место, довольная собой.
— Передала ему все, в точности как ты сказала, не волнуйся! Он от радости чуть наши ворота не расцеловал! Ну, даже если мама узнает, с тобой-то ничего не сделает. Она у нас, сама знаешь, человек с мягким сердцем. Тебя не тронет, но сама умрет.