В это время в прихожей раздался звонок, это, конечно, припёрся совсем не вовремя Шишков. Я торопливо открыл рот, но в это время у меня над ухом кто-то зажужжал и влетел мне прямо в разинутый рот. «Неужели пчела?» подумал я испуганно, чувствуя, что у меня во рту кто-то действительно летает. Наверно, эта пчела случайно оказалась в банке, а может, эту пчелу мама нарочно купила вместе с мёдом, чтобы она охраняла мёд. А тогда это вообще не пчела, а настоящая летающая собака. Всё это быстро пронеслось у меня в голове.
Застыв от испуга с разинутым ртом, я хотел было выплюнуть эту пчелу, но в это время она ужалила меня прямо в язык, с помощью которого я только что вслух врал самому себе, что я плохо себя чувствую. Я заорал от боли и чуть не уронил банку с мёдом на пол, но в это время Шишков уже не звонил, а колотил ногой в дверь, он, наверно, услышал мой крик и подумал, что у нас что-нибудь случилось. Быстро закрыв банку и поставив её на место, я ещё быстрее побежал к входной двери и стал открывать замок. При этом у меня во рту язык горел как ошпаренный.
- Что случилось? - спросил меня Шишков Мишка. - Ты чего орал?
- Это я за… занимался, - сказал я, чувствуя, как у меня во рту начинает что-то твориться с языком и что он у меня начинает как-то увеличиваться в размерах, что ли… При этом по щекам у меня текли слезы.
- До слёз дозанимался? - спросил Мишка.
- До слёз, - ответил я, чуть не плача.
Кроме боли и всего такого, я первый раз в жизни почувствовал, что мне мой язык мешает почему-то разговаривать.
- Ты выучил задание? - спросил Мишка.
Он прошёл в комнату и положил на стол целую кипу книг, с которыми никогда не расставался. Я хотел сказать, что, конечно, выучил, но у меня вышло «конефно фымучил», потому что во рту у меня творилось уже что-то ужасное!
- Сейчас проверим, выучил ты или вымучил, - сказал Мишка. - «Если на стороне угла отложим от его вершины равные отрезки, - сказал он, - и из точек деления проведём параллельные прямые до пересечения с другой стороной угла», то что?..
Я заглянул в книжку и незаметно для Мишки прочитал вслух:
- То и на этой фтороне уфла отлофутся рафные мефту фобой отрефки…
- Что это у тебя какая-то гречневая каша во рту? - сказал Мишка подозрительно.
- Какая каффа, - сказал я, - никакой грефневой каф-ф-фы…
- Может, овсяная? - спросил Мишка. - Ты что, съел, что ли, что?
- Ка-кая офф-фяная? Фто я фъел? Нифефо я не фъел! - возмутился я.
Но Мишка решил, что у меня во рту что-то всё-таки есть, поэтому скомандовал:
- Открой рот!
Я открыл рот. Мишка заглянул мне в рот и удивился, потом потрогал пальцем мой распухший язык и спросил:
- Что у тебя это?
Хватает грязными пальцами чужой язык да ещё спрашивает, что это…
- Как - фто?.. Ях-фых, - сказал я. - Яхфых!
- Какой яхфых? - спросил меня Мишка. Он, наверно, решил, что это не каша, конечно, у меня во рту, а какое-нибудь кушанье, что ли. - Чей яхфых?
Я хотел всё сказать, что это мой язык, а у меня всё получался то какой-то яхфых, то какой-то фыхыях…
- Ну прожуй тогда и проглоти, - сказал Мишка, - свой фыхыях.
С большим трудом я объяснил Мишке, что «фыхыяхом» я называю свой язык и проглотить его не могу…
- Ладно, - смирился Мишка, - язык свой ты можешь называть хоть фыхыяхом, хоть яхыфыхом, а теорема чтоб у тебя от зубов отскакивала. Повторяй за мной… «Если на стороне угла отложим от его вершины…»
Я смотрел на Мишку дурак дураком, потому что за это время у меня во рту мой язык ещё подрос и я чувствовал, что, кроме фы или хы, я вообще ничего не смогу произнести.
- Ну что ты молчишь? - спросил меня Мишка. - Повторяй!..
Тогда я решил Мишке объяснить, что сегодня ему вообще лучше со мной не заниматься и что лучше перенести наше занятие на другой день. Потому что… И вот этим «потому что» я всё окончательно испортил.
- Фыфифаеф, Фифа Фифкоф, - сказал я медленно, что означало: «Понимаешь, Миша Шишков».
Потом я хотел рассказать, как меня укусила пчела, которую я назвал летающей собакой, и что у меня от этого распух язык, но Мишка разобрал только четыре слова: «Фыфифаеф, Фифа Фыфков» и «фобака», а всё остальное я и сам не разобрал, что я сказал.
- Кто фифа? Я фифа? - разъерепенился Шишков. - Кто фобака? Что за фыфифаеф? Я ничего не фыфифаю! К нему приходят заниматься, а он обзывается всякими фифами, фобаками и какими-то фыфифахами… Сейчас же возьми все свои фыфифахи обратно или… или я тебе сейчас как дам по твоей дурацкой башке!
И Мишка поднял в воздух целую кипу книг, которую он всегда таскал с собой. Между прочим, в этой кипе были два тома Большой советской энциклопедии.