Возможно, именно потому, что Аэнариону так и не сказали, что дети его живы.
Многие ученые считают, что, раз меч был извлечен, Сердцедуб и его доверенные князья имели право скрыть от Аэнариона судьбу его отпрысков. Они указывают на то, что произошло с теми эльфами, кто последовал за Королем-Фениксом, и что случилось с Малекитом, известным теперь как Король-Колдун. Держа детей в отдалении от отца, их обезопасили от гибельного влияния меча.
И таким образом, начиная с Иврейн, у эльфов Ултуана есть Вечная Королева с ее незапятнанной чистотой, за что все мы бесконечно благодарны.
Впрочем, возможно, у тех, кто хранил от Аэнариона тайну, были иные причины. Ученые обращают внимание на то, что с учетом амбиций, питаемых Морати в отношении ее сына Малекита, маловероятно, чтобы дети выжили в Нагарите, в пределах ее досягаемости. Вторая жена Аэнариона прославилась своим знанием ядов, зелий и вредоносного колдовства. Кто знает, как долго протянули бы Морелион и Иврейн, если бы Морати знала об их существовании?
Но, каковы бы ни были причины, Сердцедуб и князья своими действиями обеспечили продолжение рода Аэнариона, сохранив две его главные ветви. Одна дала нам непрерывающуюся последовательность Вечных Королев — вплоть до нынешнего поколения. Вторая ветвь несет благословение и проклятье Ултуана, бурлящие в блистательной и порченой крови многих наследников Аэнариона. Они, как и их великий предок, дают эльфам повод как проклинать, так и благодарить их.
10 год правления Финубара, вилла Аратиона, Котик
Тирион сидел на краю стены отцовской виллы, свесив ноги, наслаждаясь ощущением опасности. Позади лежал двадцатифутовый обрыв, а обрыв впереди был еще круче, поскольку земля там резко шла под уклон. Если отсюда упасть на камни, вполне можно переломать руки-ноги.
Позднее зимнее солнце ярко горело в чистом голубом небе. Здесь, высоко в горах Котика, было холодно. Дыхание вырывалось изо рта белыми облачками, тонкая ткань изношенной туники и штопаный шерстяной плащ плохо защищали от мороза. Вдалеке виднелся конный отряд, скачущий вверх по склону к вилле на вершине холма.
В этой части Ултуана чужаки встречались редко. К ним вообще заглядывало мало народу, в основном это были проезжие звероловы, оставляющие тут часть своей добычи в качестве платы за охоту на отцовских землях. Иногда заходили селяне с высокогорий посоветоваться с отцом насчет болезни в семье или проконсультироваться по какому-нибудь незначительному магическому или научному вопросу.
Когда мать была жива, все было иначе — так, по крайней мере, утверждала Ежевика. Когда родители прибывали сюда на один-два летних сезона, спасаясь от жары низин, дом оживал, в нем толпился народ, с визитом являлись чародеи и ученые со всего Ултуана, а также многочисленная материнская родня. Мать любили и готовы были поехать даже в столь отдаленное место, чтобы навестить ее.
Только Тирион ее совсем не знал. Она умерла сразу после тяжелых родов, произведя на свет его с братом, и в мире Тириона ее никогда не существовало. Твердо уверен он был лишь в одном: никто из местных, за исключением отца, не мог позволить себе лошадь, тем более боевую.
Зрение Тириона было не хуже орлиного, и он приметил, что кони чужаков крупнее отцовских и оседланы так, как он видел лишь на картинках в книгах. Большинство всадников — с копьями. Ну а чем еще могли быть эти длинные шесты с развевающимися вымпелами?
Честно говоря, ему и не хотелось, чтобы это оказалось что-то другое. Он хотел, чтобы к ним приближались рыцари, шикарные благородные воины, о которых они с братом читали в старых отцовских книгах. Интересно, не связано ли их появление с его завтрашним днем рождения, хотя отец, похоже, опять совершенно забыл о празднике. Но Тирион отчего-то чувствовал, что связано. Это казалось… правильным.
Он вскочил и, балансируя на тонкой кромке стены, зашагал к крыше конюшни, раскинув руки, чтобы удерживать равновесие. Там он втиснулся в довольно большую дыру между черепицами и спрыгнул на опорную балку. Пыльный, отдающий плесенью запах старого здания вперемешку с теплым звериным духом отцовского коня защекотал ноздри. Тирион пробежал по балке, подхватил канат, который сам привязал к концу бруса, и прыгнул.
Этот долгий полет к земле был лучшей частью «путешествия». Головокружительное ощущение скорости, легкий крен — и приземление кувырком на тюки сена. Он всегда после этого улыбался.