В этот момент Тирион безоговорочно верил всем отцовским теориям. Конечно же, Аэнарион когда-то носил эти поврежденные латы. Даже без магии, которая оживила бы их, в доспехах чувствовалась сила. Одно их присутствие рассказывало о прежнем, более примитивном веке, когда жестокие боги разгуливали по земле и вели войны, каких уже не случается в современном мире.
Металлическое одеяние было прекрасным, но доспеху не хватало утонченности, очарования более поздних эльфийских работ. Броню ковали мастера военного века, эльфы, не думавшие за работой о создании произведения искусства. Они делали оружие — для одиночки, стоящего между их миром и полным крахом.
— Каким ты был? — прошептал Тирион, пытаясь представить Аэнариона, идущего по миру в те древние времена крови и тьмы. Вообразить существо из плоти, облаченное в этот доспех, оказалось невозможным. Легче уж представить создание из живого металла — такое, каким, по слухам, являлся Король-Колдун. И все-таки Аэнарион жил, и дышал, и порождал детей, от одного из которых произошел Тирион. Между ним и тем, кто когда-то носил эти латы, тянулась связь из крови, кости и плоти.
Мальчик поднял руку и коснулся железа, как будто хотел таким образом дотянуться через века до своего далекого предка. Металл остался холоден, в нем не было жизни, не было ощущения чьего-то присутствия.
Тирион почувствовал смутное разочарование. Эхо воплощения божества, спасшего их народ, не принеслось к нему сквозь века. Но испытал он и облегчение оттого, что не потревожил древнего призрака, не почувствовал древней силы. Возможно, то, что утверждают некоторые ученые, — правда, и великая магия покинула этот мир, а высшие эльфы — всего лишь бледные тени тех, кем они являлись когда-то.
Он еще долго стоял так, наслаждаясь холодом и странным ощущением связи со славой и ужасами прошлого, которые не коснулись его жизни. Мысли о времени Аэнариона щекотали нервы, но Тирион радовался тому, что ему не доведется столкнуться с теми кошмарами, с какими пришлось сражаться первому Королю-Фениксу. Здесь, в стенах отцовского дома, он в безопасности и ничто не угрожает ему.
Где-то в ночи раздался крик — то ли охотящейся кошки, нашедшей добычу, то ли одного из чудовищ, что спускаются иногда с Кольцевых гор. Лунный свет сыграл с мальчиком скверную шутку: на миг Тириону показалось, что «лицо» шлема исказила насмешливая ухмылка, заставив подумать о призраках и смертельных опасностях.
Но потом он тряхнул головой, отметая страхи, и, тихо ступая, отправился к себе в комнату — спать.
Н’Кари дремал. Во снах его возрождались древние славные дни, когда он вел орду Хаоса, чуть-чуть не завоевавшую Ултуан. Он видел себя, развалившегося на троне из сплавленных тел еще живых эльфийских женщин, отдающего приказ принести в жертву тысячу эльфийских детей. Он видел себя штурмующим древние резные деревянные города и предающим их огню. Вновь, точно благовоние, вдыхал он запах горящих лесов и пожирал души умирающих. Он видел свой первый бой с Аэнарионом в выжженных развалинах древнего города и… снова оказался перед тем кошмарным клинком. Вид этого клинка вернул содрогнувшегося демона в настоящее.
Вокруг него текла ткань Вихря, непостижимая для всех, кроме демона, мага или призрака. Он все равно что застрял в бесконечном лабиринте света.
Нужно бежать. Нужно вырваться из этого места.
Н’Кари заставил себя думать, сконцентрироваться на планах. В таком месте очень легко потерять счет времени и потеряться самому в слишком живых грезах. Медленно-медленно, но он вновь становился самим собой. Долго собирался он с силами. И искал прорехи в ткани Вихря. Теперь он знал, где тонко — и где, когда придет пора, можно будет прорваться.
А пора почти пришла. Звезды выстроились должным образом. Силы накоплены. Вскоре он смоется из этого стерильного, скучного, до оскомины надоевшего места и выведет свое имя кровью на страницах истории.
Он отомстит всему роду Аэнариона.
ГЛАВА 4
— Что ты знаешь об Искусстве? — спросила леди Малена.
На сей раз она постучалась, прежде чем войти в комнату Теклиса, огляделась с недовольным видом, шагнула к окнам и распахнула ставни, впуская в помещение свежий воздух и неожиданно яркий солнечный свет.
Значит, уже утро, подумал Теклис. Он пережил еще одну ночь.
— Только то, что я читал в отцовских книгах по теории, и то, что понял из разговоров с ним. Он пока не учил меня заклятьям. — Теклис закашлялся и никак не мог остановиться. Легкие казались набитыми пылью и издавали ужасный свист.