— Не волнуйся, князь Тирион. Думаю, здесь должны найтись травы, которые принесут тебе облегчение. Пойду посмотрю.
— Я вроде как должен охранять тебя. Такова обязанность защитника.
— Значит, ты наконец смирился с тем, что ты мой защитник?
— Не вижу тут никого другого, — ответил Тирион и вновь провалился в мешанину безумных снов.
Н’Кари шел по следу — прочь от турнирных площадок, опустив голову, принюхиваясь, как пес. После долгих недель заточения в теле эльфийки было очень приятно облачиться наконец в нечто похожее на привычную боевую форму. Оковы никуда не делись, он оставался связан, но некоторое разнообразие все же радовало. Его изменчивую природу раздражало пребывание в одном облике так долго.
Жаль, что могущество ограничено. Цепи, приковавшие демона к бренному миру, не давали ему развернуться в полную силу. Он, конечно, сильнее любого, кого можно встретить в этой жалкой реальности, и все равно, являясь сюда раньше, он обычно обладал мощью в разы больше нынешней. Впрочем, и того, что есть, должно быть вполне достаточно для выполнения порученной ему миссии.
Н’Кари снова принюхался. Идти по следу было легко, слишком хорошо демон знал этот проклятый запах. Он действительно принадлежал Тириону, и, судя по слабому привкусу порчи, азур был ранен и отравлен.
И хорошо, и поделом. Хотя, конечно, будет обидно, если эльф сдохнет до того, как Н’Кари доберется до него и отомстит.
Но с ним ведь еще один потомок Аэнариона, женщина, затронутая сверхъестественным. Это, должно быть, Вечная Королева. Надо отдать Малекиту должное: такое задание — сплошная отрада. Необходимость исполнить его не вызывала в демоне ни малейшего протеста. Единственное, что беспокоило Н’Кари, — это понуждение сделать дело и вернуться как можно скорее. А ему хотелось насладиться сполна, получить максимум возможного удовольствия. Что ж, демон, несомненно, найдет способ сделать это, не нарушив буквы приказа, отданного Малекитом.
А в данный момент он наслаждается возможностью поохотиться на свободе. Надоело ему быть простым перевозчиком друкайских армий. Н’Кари аж содрогнулся от ярости. Однажды он придумает, как отомстить и Королю-Колдуну. С этой мыслью он вновь склонился к тропе, истоптанной множеством ног, и помчался по следу, который поставил бы в тупик даже самую чуткую ищейку.
— Лучше? — спросила Алариэль.
Тирион, кивнув, отпил еще немного горького чая. Лихорадка унялась. Руки окрепли. Он чувствовал себя достаточно сильным, чтобы снова взять меч.
— Ты была права, — сказал он.
— А ты что, сомневался?
— И снова я чувствую себя очень глупо.
Лунный свет струился сквозь листву. В мире царила ночь, но спать Тириону совершенно не хотелось. Наверное, напиток подействовал на него возбуждающе.
— Почему?
Тирион сделал еще глоток горечи.
— Иногда мне вообще кажется, что я очень глуп.
— Не замечала.
— Нет? Все детство я считал себя дураком.
— Ты? — удивилась Алариэль. — В это трудно поверить.
— Мой отец — маг. Мой брат очень талантлив. Мать умерла. Мы жили одни, в горах, только со старой служанкой. Я не понимал ничего из того, о чем говорили отец с Теклисом, но это было так важно для них. А то, что интересовало меня, было для них неважно. — Он улыбнулся чуть-чуть печально. — Думаю, я был очень одинок. Все изменилось, только когда мы перебрались в Лотерн. Меня стали предпочитать Теклису.
— Женщины, вероятно?
— Нет. Вообще все. Мне и в голову не приходило, что такое возможно. Потом дед начал говорить со мной о политике. У него, очевидно, имелись на меня честолюбивые планы. Он входил в клику, помогшую Финубару сесть на Трон Феникса, и думал, что сумеет вознести и меня. Во многих смыслах он был злым стариком, но со мной обращался как с кем-то, кто имеет значение.
— Ну конечно, ты имеешь значение!
Она говорила искренне. А Тирион продолжил:
— Я довольно рано узнал, каков мой истинный дар.
— И каков же?
— Убийство. Я всегда хорошо убивал. Нет. Я убивал отлично. И мне это нравилось. В этом ты тоже была права.
Алариэль смутилась:
— Я злилась, когда так сказала…
— И все равно ты была права. Я привык думать, что хочу быть героем. Магом я стать не способен, но могу стать могучим воином. Я много раз говорил себе это. А правда в том, что мне просто нравилось убивать. Великий гнев жил во мне, только прятался он очень глубоко. Мне нравилось доказывать, что я лучше, сильнее, быстрее тех, кого я убивал. Я чувствовал свое превосходство. Нет доказательства более убедительного, верно?