Она вскинула над головой мягко светящийся Лунный Посох Лилеат. Даже обладающие очень слабым магическим зрением видели, что он лучится силой. Теклис опешил и с трудом подобрал подходящие слова:
— Это воистину королевский дар, ваша светлость.
Посох словно сам лег ему в руку. Удобная, отлично сбалансированная вещь, способная многократно увеличить магические силы. Алариэль поцеловала чародея в щеку. Тронутый ее поступком, Теклис поклонился и отправился на свое место.
Возвращаясь, он чувствовал, как тянутся к нему руки эльфов, чтобы похлопать по плечу или по спине. Он не привык к таким жестам поддержки и уважения. А ведь многие из присутствующих, пожалуй, благоговели перед ним. Это пьянило, возбуждало и тревожило разом. Нет, не нравилось ему находиться в центре внимания.
Алариэль меж тем продолжила говорить:
— А если бы не брат Теклиса, Тирион, меня бы сегодня тут не было. Он спас меня, когда нас окружала друкайская армия, когда все надежды казались потерянными, и оставался со мной, пока я не очутилась в безопасности среди вас, несмотря на то что отравленные клинки приспешников Малекита нанесли ему страшные раны.
По мановению ее руки герольды выкатили вперед крытый возок.
— Недавно величайший из артефактов нашего величайшего героя был восстановлен отцом этих славных близнецов. Всю свою жизнь он перековывал творение мастера-мага Каледора…
Она умолкла на миг, и тишина, какая бывает перед бурей, накрыла армию. Наверное, все эльфы гадали сейчас, что же она скажет дальше. Их внимание направляла теперь не только магия, но и чистое любопытство. А королева прыгнула на возок и встала рядом с предметом, накрытым брезентом. Теклис знал, что последует дальше, и все равно задержал дыхание, когда она резким движением сорвала парусину.
На стойке, столь памятной Теклису, высился во всей красе доспех Аэнариона. Он выглядел новехоньким — отполированный до блеска и сияющий устрашающей силой. Магическое зрение позволяло полюбоваться сложной паутиной наложенных заклятий, хитросплетение которых поражало даже Теклиса, хотя он сам, лично, добавил туда кое-что, надеясь уберечь брата от влияния брони.
А еще к доспехам притягивало внимание ощущение грозного, зловещего присутствия, магии, родившейся в стародавний, более темный, более грубый век. Доспех стоял как бог, явившийся из багрового сумрака древней эры. Усомниться в происхождении этой вещи было невозможно.
— Это драконьи доспехи Аэнариона, — сказала Алариэль. — И, по-моему, нет никого более достойного носить их, чем мой защитник, Тирион, сын Аратиона.
Тирион выступил вперед и вскинул руку, принимая приветственные крики. Теклису подумалось, что брат выглядит так, словно был рожден для того, чтобы облачиться в эти доспехи и вести армию к победе, а бойцы радуются так, будто твердо верят, что он на это способен. И только теперь Теклис осознал, в каком же они отчаянии.
— Давайте уже с этим покончим, — тихо сказал Тирион. Он знал, что армии не терпится увидеть его в доспехах.
Отец и Теклис кивнули. Такими серьезными и озабоченными он их, пожалуй, еще никогда не видел.
— Веселее. Мы же еще живы, — подбодрил он их. Хорошо, что рядом никого больше не было.
— Это лишь вопрос времени, — ответил Теклис, игнорируя недовольный взгляд отца. Тирион понял, что брат имел в виду.
— Все там будем, — сказал он.
— Только кто-то раньше других, — пробормотал отец. Он выглядел мрачным и потерянным, напоминая человека-проводника, Лейбера, после того как они нашли сокровища в сланнском городе Цультеке. Тирион полагал, что отец будет возбужден, а он казался подавленным и как будто не осознавал, чего ждет сейчас целая армия.
— Я и не собирался жить вечно, — заявил Тирион.
— А вел себя так, словно именно на это и рассчитывал, — парировал Теклис.
И вновь князь Аратион покосился на сына с досадой, не понимая, что такой уж у Теклиса способ справляться с напряжением.
— Ты уверен, что хочешь этого, сын мой? — спросил старик с искренним беспокойством, тронувшим Тириона. Эльфу, которого он знал с детства, не терпелось бы увидеть его в доспехах, чтобы убедиться, что они работают, как ожидалось. Вероятно, отец действительно изменился.
— Я готов, — сказал Тирион. Он переводил взгляд с лица отца на лицо брата и обратно и видел только тревогу. — Вообще-то волноваться должен я, — заметил он. — А вам надо только засунуть меня в доспех.