— Как думаешь… — Майя хитро прищурилась. — Мое имя будет звучать рядом с твоим?
Сердце у Ри защемило и почти остановилось, ладошки вспотели, он потер затылок, глубоко и медленно вздохнул, лихорадочно соображая, имеет ли Майя в виду «звучать вообще» в смысле «пройдем ли мы ковари» или «звучать просто»: красиво ли, звучно и что-то подобное. Его вдруг объяло желание укусить себя за плечо, он ясно и отчетливо осознавал, что, если бы получилось, ему стало бы определенно легче, он ясно и отчетливо чувствовал это место — жаждущий укуса бугорок напряженной мышцы. Ри попытался неловко дотянуться — не получилось, и испугался, что Майя могла заметить глупую обреченность на его лице.
— Майя лан Рийя, — мечтательно пропела подруга, и Ри потихоньку выдохнул, нервно почесав переносицу.
— Вам-то, девкам, что, — буркнул Ри, лишь бы говорить о чем-то другом, — ну окунулась с избранником в холодющий родник, ну пошаталась денек связанной лентами и все — получи новое второе имя. А нам всю жизнь ходить с мамкиным.
— Так уж прямо и всю? Соверши подвиг во славу Старых земель или что там у вас, мужичков, положено? И получай «Несокрушимый», «Неуязвимый»…
— Сравнила, — ухмыльнулся Ри.
— Конечно, для этого нужно покинуть Энфис… — Майя многозначительно расправила плечи и потянулась, не поворачиваясь к Ри. — И вроде бы несложно. Взять хотя бы Атаранги — недалеко, и карги там не под запретом… Устроиться учеником кузнеца, например… А мне бы подошла роль помощницы портнихи. Для начала.
— Ты это серьезно? — Ри улыбнулся, и улыбка застряла на оцепеневших губах.
Майя робко пожала плечом, полу-обернулась и обрушила на бедного парня безграничную доверчивость и бездонную истому голубых глаз.
— Мы будем вместе, Ри: ты и я. У нас будут дети… Ты разве этого не хочешь?
Во рту пересохло, Ри выдавил: «Хочу», а мысли о том, почему для этого нужно куда-то бежать, растворялись в искрящейся хлазе глаз Майи. «Как же нечестно» тонуло, «Папа не знает» захлебывалось в «У нас будут дети», «Несокрушимый»…
Майя продолжала топить одно и вытягивать к поверхности другое:
— Я устала от постоянных упреков, Ри: все я не так делаю, не о том думаю. Ну сколько можно? Я боюсь дышать полной грудью, боюсь тебе признаться… В Атаранге нам будет хорошо. Ты очень талантливый и старательный, ты научишься ковать оружие, разящее наповал, а я буду вязать теплые платья — они у меня получаются лучше всего, и… ждать тебя. А на ночь ты будешь рассказывать нашим детям те истории о каргах, которые ты придумываешь. Они восхитительны, Ри — твои истории, они о свободе, о неведомой силе и невероятных способностях.
У Ри закружилась голова. Вроде бы ему не хватало воздуха, дышалось коротко и отрывисто, и в то же время от тяжелой толщи чистоты и прохлады, поглотившей внезапно озеро, земля поплыла, а он наклонился к Майе. Девушка прижала его руку своей ладонью к земле и нежно поцеловала в губы.
Ри вскочил, как ужаленный:
— А идем!
Если они не убегут немедленно, то больше никогда он не решится на подобное.
И они побежали. Через лес — по единственной тропе, ведущей к Атаранги, селению, вытянувшемуся вдоль дороги в Туманном ущелье. Полдня пешего пути. Майя предусмотрительно запаслась едой: рисовые лепешки, вяленая рыба, бурдюк с водой. В котомке также уместилась увесистая деревянная расческа, которую Ри вырезал сам и подарил Майе на празднование третьего гвальда. Ручку украшала резьба в виде двух переплетающихся полу-змеек, символа уходящего детства.
Через лес они неслись галопом, будто их преследовало неотвратимое возмездие за нарушение правил, но позади не отставал только звонкий смех Майи, придававший этой затее легкости и восторга.
Они вырвались на поляну нескошенной травы, заросшую по пояс колючками, а потом снова нырнули в гущу леса. Отдохнуть присели в овраге, у горного ручья, шумно и весело несущего свои прохладные воды по многочисленным каменистым порогам. Беспокойство по поводу возможного преследования почти совсем улетучилось. В него не хотелось верить, как в легенды о Думроке, беспощадном и прожорливом хранителе болота, который бродит по влажным ложбинам с мешком, полным оторванных голов. Свобода от оков сущих казалась такой близкой и желанной.