Терпение покидает меня, и я подхожу к тому месту, где он стоит, чтобы прочесть сделанные им записи. На бумаге написано имя Мэтта. Деклан заканчивает разговор и убирает телефон.
— Почему ты записал имя Мэтта?
— Он тот, кто заявил права на тело. Кто он такой?
— Эм… просто один из друзей Пика.
— Ты его знаешь?
— Да, он был приятелем Пика с тех пор, как мы были детьми, — говорю я ему, все еще скрывая тот факт, что не так давно он звонил мне, требуя выручить его из долгов.
— Ну, поскольку никто из ближайших родственников не заявил права на тело в течение отведенного времени, Мэтт смог сделать это до кремации. Он заплатил государственную пошлину за похороны для неимущих.
— Что? — выпаливаю я, расстроенная. — Так что же это значит?
— Ничего. Просто то, что государство отвечало за похороны, вот и все.
— Где он? — Мои слова усиливают тревогу по мере того, как усиливается потребность увидеть его могилу.
— Гора Оливет здесь, в Чикаго.
— Я должна идти.
— Элизабет, ты расстроена. Почему бы нам не потратить немного времени и…
— Нет! — рявкаю я.
— Я думаю, тебе следует просто…
— Деклан, — говорю я, обрывая его слова, отказываясь больше ждать, чтобы увидеть, где похоронен мой брат.
— Если бы это была твоя мама, и я сказала бы тебе: «Не торопись», ты бы смог это сделать?
Он мне не отвечает.
— Я так и думала, — говорю я ему, и он понимает мою точку зрения, когда говорит:
— Я позвоню парковщику, чтобы он подогнал машину.
Я надеваю куртку, прежде чем мы спускаемся в вестибюль, где «Мерседес родстер» Деклана уже ждет нас у входа. Я смотрю, как легкая морось снаружи собирается на лобовом стекле, а затем стирается дворниками, и внезапно настойчивость, которую я испытывала еще в Lotus, рассеялась. Пик мертв, и я не пойду на кладбище прощаться, потому что он все еще со мной. Но это неприятное чувство, может быть, часть меня все еще отрицает это, но меня пугает мысль о том, что я увижу его имя на могильном участке.
Деклан начинает ускоряться, когда мы выезжаем на трассу I—90 E, и я смотрю на него, мрачно спрашивая:
— Ты можешь притормозить?
Он убирает ногу с педали газа, замедляя машину.
— Все в порядке?
Я смотрю в окно, капли дождя искажают мой обзор, и признаюсь:
— Мне страшно.
Он берет меня за руку, но я отворачиваюсь от него.
— Мы не должны делать это прямо сейчас, если ты не готова.
— Кто-нибудь, когда-нибудь готов? — Вопрос стоит между нами, когда я поворачиваюсь к нему лицом.
Он крепче сжимает мою руку и не отвечает.
— Ему нужны цветы, — говорю я ему. — Мы можем остановиться и купить ему цветы?
— Конечно, дорогая.
Я достаю свой телефон и нахожу флориста не слишком далеко от межштатной автомагистрали, и когда мы приезжаем, моя просьба проста.
— Мне нужны все розовые маргаритки, которые у вас есть в наличии.
— Маргаритки? — спрашивает Деклан, когда продавец подходит к задней холодильной камере.
— Они мои любимые.
— Я помню, — говорит он с тонкой улыбкой, а затем целует меня в макушку, задерживая там свои губы на мгновение, пока мы ждем, когда продавец появится снова.
— Какой-нибудь оттенок розового? — кричит женщина сзади.
— Да. Смешайте их, — кричу я ей в ответ. — Все.
Я жду, обняв Деклана за плечи, прижимая меня к себе, и когда продавец появляется сзади, мои глаза расширяются.
— Боже, сколько цветов, — удивленно замечает Деклан.
— Сто шестьдесят три стебля, — говорит она нам. — Вы забрали весь запас.
Я смотрю, как она заворачивает маргаритки в огромные листы коричневой бумаги и перевязывает их несколькими нитками из натуральной рафии.
— Это идеально. Спасибо вам.
Деклан расплачивается и берет цветы в руки. Открывая багажник, он кладет букет, и мы оба немного смеемся, когда они полностью заполняют багажник.
Мы продолжаем наш путь, попадая в небольшие пробки, и, наконец, подъезжаем к воротам горы Оливет. Он паркует машину у похоронного бюро, которое находится прямо через вход.
— Я собираюсь взять карту. Я сейчас вернусь.
Жуткий холодок пробегает по моим рукам, и проходит всего минута, прежде чем Деклан появляется снова с картой в руках.
— Где он?
— Второй квартал, — бормочет он, выезжая с парковки и проезжая через кладбище. Я смотрю на серые надгробия, когда мы проезжаем мимо них, и не успеваю опомниться, как он ведет машину по краю травы.
— Вот и все, — говорит он, выключая машину.
Я смотрю в окно и задыхаюсь, зная, что где — то среди всех этих надгробий находится мой брат. И он совсем один. Я борюсь между нежеланием выходить из этой машины и желанием выпрыгнуть из этой машины и побежать к нему. Я так боюсь увидеть доказательства того, что я сделала.